— За углом чудесная французская кофейня. Называется «Кадо».
Вы знаете, что означает это слово?
— Подарок, — буркнула девушка, и Олег Петрович порадовался,
что не ошибся. Мало того, что хорошенькая, еще и по-французски говорит. А
может, и не говорит, так, нахваталась где-нибудь!..
Аккуратно и чуть брезгливо неся полы шубки над пыльной
рухлядью, она пробралась к выходу, а Олег Петрович помедлил и взял с секретера
икону. Старец смотрел теперь прямо на него, и ему показалось, что одобрительно.
Господи, что за чепуха! Blodsinn, сказал бы Василий
Дмитриевич, любивший крепкие немецкие словечки.
— А это что такое?
— Где?
— Да у вас в руках.
Олег не понял вопрос.
— Икона. Вы разве не видите?
— Да уж вижу, — сказала Виктория с сарказмом. — А вы что?
Православный любитель икон?
— В какой-то степени, — пробормотал Олег, — в какой-то
степени любитель.
— Дайте посмотреть.
Выпускать икону из рук Олегу не хотелось. Ну вот совсем не
хотелось!.. И он просто повернул ее ликом к девушке. Она глянула насмешливо.
— Что это вы в нее так вцепились? Боитесь, что отниму?
Он пожал плечами. С ним уже давно — сто лет! — никто не
разговаривал в таком тоне, и он… терялся немного.
За ширмой продолжали бормотать, и время от времени слышались
немецкие ругательства.
— Василий Дмитриевич, мы пошли! — громко сказал Олег в
сторону ширмы. — До свидания!
— Голубчик, простите великодушно, но как раз привезли ваш
плафон, — залихватски соврал старик за ширмой, и Олег улыбнулся. — Да, да,
непременно перезвоню, голубчик! Непременно! Как только увижу своими глазами,
так сей же момент перезвоню!..
— Ну, дайте мне уже мой шарф, — приказала Виктория. — Или вы
думаете, я сама буду его оттуда… стягивать?
— Да, да, всенепременнейше, голубчик, а супруге передайте
поклон и уважение и уверения во всяческом…
— Держите ваш шарф, и где-то здесь была моя куртка…
— Вон на стуле что-то валяется, это не она?
— Вы не поверите, но как раз она.
— Да, да, голубчик вы мой, вынужден прервать, чтобы бежать.
Плафон, знаете, вещица хрупкая…
Олег натянул куртку, не выпуская из рук икону. Ну, вот не
хотелось ему ее выпускать!..
— Василий Дмитриевич, мы пошли! Прекрасную барышню я у вас
забираю! — Он почти выговорил «похищаю», но в последний момент чувство юмора
все же вмешалось и не позволило так уж напрямую следовать законам жанра.
— Нет, нет, постойте! Ради бога, простите!.. Нет, это я не
вам!
— А икону я возьму, покажу специалистам, — негромко
продолжил Олег, заглядывая за ширму. Старик посмотрел на него несчастными
глазами и попилил рукой по синему шарфу, который был намотан у него на шее.
Олег еще понизил голос. — Да я все понимаю, и она все понимает и не обижается!
Выгодного клиента вы не потеряете, я вам точно говорю. Икону на следующей
неделе привезу.
— Да, да, да, только вы уж с девушкой поласковее, Олег
Петрович! Платит много! Хорошая девочка и платит много!..
После полумрака антикварной лавки свет морозного дня
показался Олегу ослепительным, почти невыносимым. В лицо дохнуло холодом с
реки, он прищурился, и глаза сразу заслезились.
Виктория, поправляя на носике темные очки, посмотрела на
него насмешливо.
— Ну, и где это ваше «Кадо»?
— Да вот направо и за угол. — Он вытер глаза, сознавая, что
выглядит не очень, и показал рукой, куда именно.
— Мы что?! — спросила Виктория. — Пешком пойдем?! В такой
мороз?!
Олег открыл глаза, уже немного привыкшие к свету, набрал
полную грудь мороза, с силой выдохнул и посмотрел на Нескучный сад на той
стороне замерзшей реки. Сад стоял белый, торжественный, недвижимый, как
немецкая рождественская декорация возле вертепа.
— Мы пойдем пешком, и вы вполне можете взять меня под руку,
— сказал галантный Олег Петрович, согнув руку кренделем. — Это всего в двух
шагах.
Краем глаза он видел свою машину и Гену, который,
перегнувшись через руль, пристально на него смотрел.
Никаких подвохов со стороны Гены он не ожидал. Тот все
сообразит правильно и окажется в нужное время в нужном месте, в этом можно не
сомневаться. Они работали вместе уже много лет и никогда друг друга не
подводили.
Раз хозяин ведет барышню за угол, да еще выставив локоть
крендельком, значит, так нужно, значит, в машину он приглашать ее не изволит —
у него свои планы. А мы потихонечку тронем, и никакая барышня нас не заметит!..
Мы дадим им отойти подальше и уж только потом тронем, и машинка у нас тихая,
прокрадется неслышно, а уж когда Олег Петрович выйдет — мы тут как тут!
Виктория брать своего новоявленного кавалера под руку не
стала, опять зачем-то поправила на носу очки и раздраженно засеменила рядом, а
он еще раз взглянул на торжественный сад на той стороне реки, услышал, как
аппетитно скрипнул снег под колесами его тяжеленной машины, понял, что Гена
Березин тронулся следом, и поудобнее пристроил икону под курткой.
— Итак, что у нас в программе? — лихо спросил он у Виктории
и все же поддержал ее под локоток, когда она чуть-чуть споткнулась. — Горячий
кофе и французский сливочный торт! Или вы любите шоколадный?
— Я вообще не ем никаких тортов.
— Напрасно! В Париже напротив Люксембургского сада есть
чудесная кофейня, называется «Delvayou», там подают изумительные шоколадные
тарталетки с вишней.
— А вы что? Бывали в Париже?
— Бывал, — признался Олег Петрович, — и не раз, Виктория! И
в Париже бывал, и в кафе! Завсегдатаи там французские старушки с фиолетовыми
кудрями, старики в клетчатых пиджаках, ну и, разумеется, их бульдоги. И
какое-то количество молодежи из Сорбонны, способной заплатить за кофе с
пирожным сорок евро или около того.
— Господи боже мой, — пробормотала Виктория и пожала
плечами. — Сорок евро, какая чепуха!..
— Не скажите, дорогая Виктория, не скажите, — развлекая
себя, продолжал Олег Петрович, — может быть, для нас с вами это и чепуха, но
для огромного большинства людей…
— Ах, какая мне разница! Если у человека нет денег, особенно
у мужчины, он или туп, как пробка, или ничего не может, или слабак.
— Вы уверены? Вы совершенно уверены в этом, Виктория?
— Ну конечно! И какое мне может быть до них дело?! У моего
папы есть деньги, и у всех его друзей есть, и у мамы тоже — папа ей дает!
Па-адумаешь, сорок евро!
