Федор, почувствовав ее взгляд, поднял на нее глаза, и она не
отвела свои. Это она умела! В этом ей не было равных!
Ну что? Хочешь посмотреть? Давай, смотри!..
Конечно, он дрогнул первым, воровски застрелял глазками по
сторонам, а потом уставился в спинку переднего кресла.
Ага, ага, вот, значит, как!.. Значит, все у нас хорошо,
перспективы есть, нужно только поиграть подольше. Впрочем, это успеется!
И потом, он сам сказал, что украл из музея какие-то штуки, а
это так чертовски романтично! Виктория никогда не знала людей, которые бы
работали в музеях, — кроме директора Лувра, с которым отец дружил, но он не был
похож на музейного работника. И никогда не имела дела с теми, кто что-то из
музеев крадет! А фильмец этот, где в Лувре кто-то кого-то укокошил, кажется, из
религиозных соображений, и потом тот, которого играет Том Хэнке, стал искать
какой-то постскриптум или манускрипт, ей очень даже понравился! Скучноват,
конечно, но ничего, смотреть можно, и главный герой там такой романтичный!
Кажется, даже немного похож на Федора! Вот интересно узнать: что именно он украл
из музея и зачем?! Впрочем, все это удастся выяснить, только если она не будет
раздражать Олега, а иначе он заставит свою гориллу отвезти ее к папе, а тому ни
о чем таком не расскажешь! Папа моментально приставит к ней трех охранников,
отберет «ТТ», выдаст из собственных запасов какой-нибудь жуткий лимузинище, и
тогда вообще пиши пропало! Даже к Макарке больше не отпустит!
Ах, как жалко старика!
Виктория даже поежилась и моментально позабыла о Федоре.
Как несправедливо, как неправильно все устроено! Смерть
должна приходить строго по графику и предупреждать заранее, а так, ни с того ни
с сего — как хотите, это свинство!..
Машина между тем свернула со Сретенки в какой-то богатый
странный переулок, где дореволюционные особнячки перемежались с только что
отстроенными, но точно такими же. В переулке было тихо и сонно, как будто здесь
загород, а не Москва, и заканчивался он будкой со шлагбаумом. Машина, не
сбавляя скорости, надвигалась на шлагбаум, и он стал сам собой подниматься, а
за ним открылся чистенький дворик с круговым движением, и расчищенными
сугробами, и — чуть подальше — съездом в подземный гараж.
Из будки вышел человек в форме и издалека поклонился машине
Олега Петровича.
Федор Башилов вдруг занервничал еще больше. Он никогда не
был в таких местах и вообще не знал о том, что они существуют. Роскошь и
благолепие, виденное в кино, не шли ни в какое сравнение с этой чистотой и
покоем — в самом центре Москвы! — и с человеком, который поклонился машине!
Гена въехал прямо под портик, остановил «Мейбах» перед
освещенным подъездом и объявил, что они приехали.
— Только я сразу домой не поеду, — тревожно сказала
Виктория. — Олег, ты даже не начинай! Я устала и есть хочу, и мне нужно… нужно…
Она не знала, что бы ей такое придумать. Сказать «в туалет»
при Федоре она решительно не могла, а все остальное никак не сойдет за
уважительную причину!
— Господи, — произнес Олег Петрович горестно, — как вы мне
все надоели!
И полез с переднего сиденья, волоча за собой спортивную
сумку.
Гена открыл Виктории дверь и Федору открыл тоже, а потом
сумку у Олега Петровича перехватил.
Федор кое-как выбрался измашины и замер перед портиком и
крыльцом.
— Давай, парень, как тебя там?.. Федя, что ли? Федя — съел
медведя! Двигай!
Следом за Олегом — Гена предупредительно распахивал двери —
они вошли в теплое и просторное помещение, освещаемое канделябрами и громадной
бронзовой люстрой. В чистом мраморе полов отражались язычки настоящих толстых
витых свечей, горевших в канделябрах, и пахло уютно — горячим воском и…
камином. Вскоре обнаружился и сам камин — с левой стороны, громадных размеров.
Над ним висел какой-то портрет, а рядом стоял столик, расчерченный для шахмат,
и сами шахматы. Дальше были еще какие-то столики и полки с книгами, библиотека,
что ли?..
— Добрый вечер, Олег Петрович.
— Добрый.
Еще один человек в форме поднялся из-за конторки, где он
читал толстую книгу, и пошел впереди.
Федор был в полном смятении. Кто все эти люди?! Прислуга?!
Охрана?! Что они тут делают и зачем их так много?!
У него тяжело застучало в виске, должно быть, от всех
переживаний сегодняшнего дня!
Еще утром он не знал, как зайти к отцу на работу, и был уверен,
что его вытолкают взашей — да его и вытолкали бы, если б не фамилия в паспорте!
— и утренний офис казался ему верхом богатства и роскоши, жилищем бога!
А это… Это что такое?! И кто этот всесильный человек,
прокричавший ему в лицо, что его зовут Олег Петрович Никонов?! Вот он-то и есть
самый настоящий бог, а те все, включая отца, просто мелкие сошки, что ли?!
Но так не бывает, просто решительно не может быть! И он,
Федор Башилов, не может здесь находиться! Сейчас этот, в ливрее, оглянется,
увидит курточку из «искусственного кролика», разбитую губу, ботинки, рюкзак и
вышвырнет его отсюда, как нашкодившего пса!
— Сюда, пожалуйста, господа.
Господа, совсем уж зашелся Федор. Какие еще господа?! Может,
эти и господа, а он-то?!
Ливрейный нажал какую-то незаметную кнопочку в мраморе, и
тут же перед ними разошлась стена, и открылась комната, небольшая, но богато
убранная, с ковром и широкой напольной вазой. В вазе величественно цвели розы.
Все вошли. Гена тащил сумку, казавшуюся здесь совершенно
неуместной. Федор чувствовал себя чем-то вроде этой сумки — инородным телом,
которое волокут куда-то, а куда, не поймешь!
Ливрейный вошел последним, пропустив всех, и стал спиной,
после чего нажал еще какую-то кнопку, и Федор с ужасом и смущением понял, что
это лифт! Лифт, а никакая не комната!
Резные двери закрылись, кабина тронулась и приехала очень
быстро. Ливрейный выпустил всех, сам остался, пожелал им доброго вечера, и
двери закрылись, и он пропал из глаз.
На площадке лежал толстый ковер, и мраморная лестница была
украшена витой чугунной решеткой и полированными перилами. На площадку выходила
всего одна двустворчатая дверь, высоченная, до потолка, темная от времени. Олег
Петрович привычно достал ключи, погремел ими, как будто это были самые
обыкновенные ключи от самой обыкновенной двери, и настежь распахнул створку.
— Ты знаешь, — блестя глазами, сообщила Виктория, — я
никогда здесь не была! То есть именно в этом доме! А в двенадцатом, ну, который
угловой, мамина подружка живет, тетя Лена. У нее в гостях мы часто бываем.
— Очень хорошо, — похвалил Олег Петрович и один о другой,
морщась, стянул ботинки. Один упал прямо у двери, а другой подальше.
