— Учусь.
— В МГИМО?
— Откуда вы знаете?
— Факультет международной журналистики?
— Да откуда вы знаете-то?!
— Что-то подсказало мне, что иначе просто и быть не может!
Виктория недоверчиво посмотрела на него сквозь сигаретный
дым.
—Да вам, наверное, сказал кто-нибудь. Или вы меня по
телевизору видели. Видели, да?
— А вас показывают по телевизору?
— Ну да, — сказала она совершенно спокойно, — конечно. Нас
всех показывают. Есть такая передача — «Светский раут». Наверняка вы видели! И
еще на третьем канале молодежный проект, про студентов, меня туда тоже часто
приглашают. Ну, признайтесь, видели, да?
Последняя программа, которую Олег Петрович видел по
телевизору, была посвящена обзору мировых фондовых рынков и состояла из
диаграмм, индексов, стрелок и разноцветных треугольников. В ней не было ни
слова о светской жизни и про студентов тоже речь не шла. Тем не менее Олег
уставился на Викторию — губки коралл, щечки пион, зубы жемчуг, посмотреть есть
на что — и как бы вспомнил.
— Вы правы! — заключил он, откинулся на спинку стула и
сложил большие руки на полосе, которая проходила поперек его живота. — Точно! Я
видел вас по телевизору.
— Ну конечно, — опять спокойно согласилась Виктория. — А вы
чем занимаетесь? Оценкой разного старья?
— Да… пожалуй, — согласился Олег Петрович. — Пожалуй,
оценкой.
Она красиво затянулась и посмотрела в окно.
— И вам это интересно?
— Было бы неинтересно, я бы не занимался.
— Это вы по своим антикварным делам в Париж летаете?
— Да по разным делам я летаю в Париж, — сказал Олег
Петрович, любуясь ее профилем, очерченным солнцем.
А что?.. Может, поиграем в декаданс? Закрутим студенческий
романчик? Но за столиком в любимой кафешке разреши поцеловать тебя в щечку!..
Будем ходить в кино и в клубы — Олег Петрович терпеть не мог клубы и никогда в
них не ходил, — пить «Манхэттен», курить коричневые пахитоски, тусоваться с
мажорами, слушать странные сентенции модных фотографов, скучные сентенции
модных писателей и вовсе невразумительные сентенции модных светских львов и
львиц постпубертатного возраста. Мажоры, а также львы и львицы чуть более старшего
возраста тусуются в других местах. В других, но очень похожих.
Ну что?.. Играем?.. Или скучно?
К сорока годам Олег Петрович понял совершенно отчетливо, что
скука — это не отсутствие веселья, а полное отсутствие какого бы то ни было
смысла.
Как там у нас со смыслом?.. Есть или нет? Кажется, вовсе
никакого смысла ни в чем этом нету!
— Ужасно не люблю холод, — говорила между тем Виктория, —
просто какой-то ужас, а не климат! Ну что нам стоило поселиться где-нибудь на
Средиземноморье, а не здесь?
— Нам — это кому? — уточнил Олег Петрович.
— Ну, славянским племенам, кому же еще! — воскликнула хорошо
образованная Виктория. — Почему именно здесь, где зима девять месяцев в году?
— Вы вполне можете переселиться на Средиземноморье, а
племена покамест останутся на прежнем месте. Раз уж они все равно поселились
именно здесь.
— Нет, ну у нас, конечно, есть дом в Ницце, но я же учусь!
Хотя мама мне все время твердит, что такие морозы очень вредны для кожи. Она
говорит, что от любых морозов можно преждевременно состариться. Она считает,
что нужно перевестись в любой университет, в Париж или в Лондон. Или в Рим на
худой конец, но мама считает, что там плохое образование.
— А вы что же?
— А я не хочу. Здесь друзья, папа, ну и вообще — интересно.
А там скука такая!
— А как же преждевременная старость?
Виктория взглянула на него подозрительно, как давеча в
антикварной лавке.
— Смеетесь?
Олег кивнул.
Он все не мог решить, как ему быть с романом. Хорошенькая,
молоденькая, губки, глазки, щечки, каблучки — это все плюсы. Мама, папа, МГИМО,
куча времени впустую — это минусы.
Хотя что он теряет?..
Она все что-то стрекотала про маму, по Ниццу, про климат,
про институт, а он уже совсем не слушал, и время его поджимало — впереди еще
впавший в трагический пафос Василий Дмитриевич и гораздо более важная встреча,
которую он не мог отменить и на которую не мог опоздать.
Итак, нужно решаться. Ну?..
И он решился.
— А где ваша машина? — перебив ее на полуслове, спросил Олег
Петрович.
Она пожала плечами. Она все время пожимала плечами, он
заметил.
— А… меня привез папин водитель.
— И бросил здесь одну?! — изумился Олег Петрович. —
Практически на произвол судьбы?! А вдруг вас похитят страшные лесные
разбойники? Во главе со своей атаманшей?
Она чуть забеспокоилась, и это было видно.
— Какие же тут… лесные разбойники?
— Я вас подвезу.
— Спасибо, не нужно. Я поймаю машину.
Он не стал возражать. Он твердо знал, что, когда она увидит
его автомобиль, моментально согласится на все, не только на то, чтобы он ее
подвез!..
Как хорошо, что я это понимаю, вдруг подумал он с некоторой
иронией в свой адрес.
Мой автомобиль производит на девушек гораздо более сильное и
неизгладимое впечатление, чем я сам, и в этом нет ничего ужасного, это не
хорошо и не плохо, это просто правила игры, а играть можно по любым правилам,
самое главное — их знать!..
Олег помахал рукой официантке, чтобы принесла счет. Та
сделала вид, что не заметила. Она вообще на них сердилась, особенно на Викторию
— из-за ее шубы, каблучков, щечек и всего остального. Официантка была
неопределенного возраста и замученная, поэтому на Викторию сердилась, а Олега
презирала — такой взрослый, лысый дяденька, а туда же, за красотками
ухлестывает!.. Нет бы дома сидеть и какую-нибудь работу работать! Развелось вас
таких, которые в середине дня по кофейням шастают!..
Олег Петрович потащился за счетом самостоятельно, а барышня
у него за спиной моментально прошмыгнула в дверцу, на которой была нарисована
девочка в юбочке. Она хоть и светская львица, и по телевизору ее показывают, но
по малолетству еще не знает, как сбегать в туалет так, чтобы остаться в глазах
малознакомого мужчины трепетной ромашкой и нежной фиалкой.
Он заплатил, пристроил под куртку свою драгоценную икону,
подхватил с вешалки шубку, пахнущую духами и хорошо выделанным мехом, посмотрел
в окно на Гену и кивнул.
