— Если легальное расследование, значит, господину Башилову
тоже светит срок. А мне бы этого не хотелось. Нет преступления без наказания,
но мне сдается, что господин Башилов и так достаточно наказан. Да или нет?
Все молчали. Федор медленно и трудно дышал.
— Виктор Иванович, разумеется, тут же согласился и на скит,
и на Белозерье, а я еще уточнил, что наша служба безопасности будет его
регулярно навещать, проверять, так сказать, место дислокации, поэтому в бега
ему кидаться резону никакого нет.
— Но у него, наверное, есть своя служба безопасности? —
тихонько спросила Вероника.
— Да нет. Он же у нас очень благородный, отец родной и
вообще царь-батюшка! Все время повторял, что на все божья воля и человеков, по
земле ходящих, он нисколько не боится, а боится только одного господа. Ну, вот
господь все и устроил. — Тут Олег неожиданно улыбнулся. — В нашей структуре
служба безопасности подчиняется мне и выполняет исключительно мои распоряжения.
— А икона?
— С иконой я разберусь сам, — твердо сказал Олег Петрович. —
Вот… Вероника Павловна меня познакомит с вашим директором, и мы с ним обо всем
договоримся. Я придумаю правдоподобную версию, как она могла ко мне попасть, а
он сделает вид, что в эту версию поверит. Я так понимаю, он неглупый человек.
— А нельзя просто положить ее обратно в шкатулку? — спросила
Виктория. — Ну, как будто она там и была?! Это же проще простого!
— Нельзя, — твердо сказал Олег Петрович. — Она там еще сто
лет пролежит или вообще пропадет, не дай бог. А она… волшебная.
— Волшебная, — согласилась Вероника. — А Петр Ильич отличный
специалист и человек хороший! И к Федору всегда хорошо относился.
Федор шевельнулся, хотя до этого стоял неподвижно, как
каменный:
— И все равно мне придется уйти с работы.
— Ну конечно.
— Я беру тебя к себе. — Олег посмотрел на Федора. — Ты все
знаешь про модусы категорического силлогизма, а остальное вполне можно выучить.
— Вы это серьезно?!
— Если ты пообещаешь мне не красть у меня столовое серебро.
Федор только молча открывал и закрывал рот.
Через две недели отчаянной борьбы с собой Олег Петрович
понял, что проигрывает и должен что-то срочно с этим делать.
Вероника не шла у него из головы, и даже история с Назаровым
на этом фоне померкла.
Как мальчишка, он встречал ее с работы, провожал до дому, и
один раз они даже сходили в кино.
Ничего не помогало.
Тогда он привез ее к себе, и выяснилось, что она ничего не
может!
— Олег, — тихонько сказала Ника, — я не могу. Ты понимаешь,
что я не могу?
— Чего не можешь?
— Ничего не могу.
Он усмехнулся:
— Зато я все могу, ты не поверишь.
— Олег, я старая, некрасивая, я… сто лет ни с кем не была… Я
забыла, как это бывает.
— Я тебе напомню.
Он чувствовал себя ужасно и знал, что она понимает, как ему
ужасно.
Угораздило его вляпаться в эту женщину, в ее жизнь, в ее
проблемы! То, что поначалу развлекало его, казалось просто приключением,
которое коренным образом отличалось от всех его приключений, вдруг переросло в
нечто огромное, болезненное, и Олег Петрович точно знал, что это огромное и болезненное
раздавит его, если он не сообразит, что именно должен с этим сделать! По
мужской привычке ему все мерещилось, что, если перевести дело в секс, все само
собой как-то устроится, разъяснится и станет понятным и не слишком интересным.
Ну вот, он сделал все, чтобы свести дело к сексу, и,
кажется, сейчас этот самый секс у них и случится, и дальше что?!
Что дальше?!
Нет никаких гарантий, что станет неинтересно. Нет никаких
гарантий, что он сможет ее отпустить, а если не сможет, что тогда?!
Он был мастером принимать стратегические решения и никогда и
ничего не боялся заранее. Он точно знал, что проблемы следует решать только по
мере их поступления и глупо и не нужно думать загодя о том, что произойдет,
если завтра на Бронной ему на голову упадет кирпич.
Кирпич, как писалось в одной великой книге, просто так на
голову никому не падает!..
— Ты извини меня, — выдавил он из себя. От раздражения он
видеть ее не мог. — Я… переоденусь. А ты, может, хочешь вина?
— Лучше водки, — хрипло сказала Ника и храбро улыбнулась. —
Можно сразу пол-литра.
Он не принял ее тона, зная, что делает только хуже.
— Водка в баре, — любезно сказал он. — В холодильнике. Там
же и стаканы.
— Тебе налить?
— Нет, — и ушел в ванную.
Там он выбрался из костюма, стащил рубашку, выворачивая
рукава, прихваченные запонками, пошвырял все на бархатную с золотом кушетку,
стоявшую у стены, и, злобно косясь на золото и бархат, которые он в этот момент
ненавидел, совершенно голый стал мыть руки.
Может, и не одеваться?! Выйти из ванной прямо в натуральном
виде, быстренько порешать все вопросы, связанные со страстью, которая внезапно
их скрутила своей мозолистой рукой, да и все?! Не мучиться больше? В конце
концов, она уже взрослая девочка, и он вовсе не обязан устилать ее ложе
лепестками роз и скакать вокруг нее резвым купидоном!
Представив себя в роли резвого купидона, Олег Петрович
засмеялся тоскливым хриплым смехом.
Ничего у тебя не выйдет, сказал кто-то поблизости. Ни-че-го.
Не отвертишься теперь.
— Кто здесь? — спросил Олег Петрович, отлично понимая, что
никого у него в ванной нет, и быть не может, и разговаривает он сам с собой,
как шизофреник.
Все простоты ищешь, продолжал тот же голос. Все еще
недостаточно опростился! Все бы тебе уйти целехоньким! Все мерещатся тебе не
люди, а манекены!
— Какие, …дь, манекены! — в совершенной тоске ответил
неизвестному голосу впавший в своей ванной в сумрачное помешательство Олег
Петрович.
Ты сдал не все экзамены, продолжал голос. Вернее, большую
часть экзаменов ты пропустил, а я тебе это позволил. Ты не мучился от любви, не
сгорал от ревности, не делал безумств, не тратил время на судьбоносные решения,
не хватался за телефон, не страдал бессонницей, не плакал, не хохотал, не ждал
утра, сомневаясь, доживешь или нет. Ты все это пропустил, ты даже не понял,
отчего этот мир устроен именно так, а не иначе! Для чего ты нужен и кому ты
нужен, не понял тоже! У тебя все впереди. Все открытия только начинаются.
— Я… не хочу, — тихо сказал Олег. — И не буду.
