— Однако Лизетт уже растрезвонила всем о вашей помолвке, — возразила Элинор, вцепившись в свою сорочку, которую он пытался стащить с нее.
— Не мог же я перечить леди? — усмехнулся Вильерс. — Это был подлинный сюрприз для меня. А до этого ты пыталась женить меня на себе. Вспомни, как это было. Разумеется, я дал тебе для этого основания. Но с Лизетт ничего этого не было.
— Я должна была попросить тебя опуститься на колено, как это принято, — сказала Элинор. — Я еще никогда не получала официального предложения, и Гидеон даже на этот раз не удосужился сделать мне его. Вероятно, ждет окончания траура.
Вильерсу вовсе не хотелось вспоминать о Гидеоне.
— Ты прекрасна, Элинор, — сказал он, — отдай мне твою рубашку. Я знаю, что ты сейчас хочешь получить. Даже твои глаза потемнели от вожделения.
— Нет! — вскричала она. — Не хватало еще, чтобы Ойстер это видел.
Щенок и в самом деле замер на освещенной солнцем скале, барабаня воздух передними лапками, приглядываясь и принюхиваясь. Возможно, ему не совсем нравилось, как обращаются с его хозяйкой, но его протест был слишком ничтожным. Это была не та собака, которой можно бояться. Вильерс преспокойно стянул с Элинор сорочку.
Теперь она могла прикрыться лишь собственными кудрями, окутавшими ее до пояса. Из-под них выглядывал розовый, чуть выпуклый животик с бронзовой опушкой в дельте Венеры.
У Вильерса перехватило дыхание, и из горла вырвалось невразумительное клокотание.
— О! — вскричала она.
Но его пальцы уже ласкали ее, а губы целовали там, куда не могли добраться раньше. Он опустился перед ней на колени.
— Ты не посмеешь... — задыхаясь, произнесла она.
— Посмею. Было бы просто смешно не посметь теперь.
— Я сказала — нет! — охваченная яростью, вскричала Элинор.
И это прозвучало так искренне, что он вынужден, был убрать руки с пленительного изгиба ее стройного бедра, которое он уже целовал с внутренней стороны.
Щеки ее пылали. Но ему пришлось подняться с колен и начать все сначала. Целуя ее, он незаметно вернул свою руку на прежнее место.
— Ты не смеешь трогать меня там, слышишь? — простонала она.
— Разве он не трогал тебя там? — спросил он, слегка отстранившись и разглядывая ее.
— Нет, — ответила она. — Разве это нужно?
— Разумеется, — кивнул он. — Я не хочу критиковать твоего первого возлюбленного, но... — Он провел рукой между ее сомкнутых ног в направлении бугорка Венеры.
Она запрокинула голову, открывая ему шею для поцелуев. Пока он целовал ее, его пальцы проникали все дальше...
— Это приятно... — произнесла Элинор, учащенно дыша.
— Но твою грудь он хотя бы замечал, целовал ее?
— О да, он это делал столько раз... — ответила она, прогибаясь навстречу Вильерсу, что подействовало на него как афродизиак.
Он попытался еще расширить пространство между ее ногами, но она была вся столь изысканна, что он чувствовал такую робость, словно занимался этим впервые.
— Я не вполне уверена, что могу тебе позволить... — простонала она. — О, Лео, ты не можешь...
— Я не могу отступить, — заявил он.
— Так нельзя, не подобает! — безнадежно вскрикивала она, дико озираясь и, казалось, не узнавая окрестностей.
Он отстранился, беря над собой контроль.
— Хоть мы и прилипли к этой живописной скале, не изображай из себя христианскую девственницу, отданную на съедение кровожадному дракону, — язвительно заметил он.
— Я не девственница, — печально произнесла она и привлекла его к себе.
— Благодарю вас за это признание, — ответил он спокойно. — Я должен найти свои панталоны.
— О нет, Лео, нет. То есть да! Я хочу тебя...
— Но не так сильно, как я тебя, — буркнул он, стараясь не касаться ее.
Она хотела умеренных ласк и поцелуев, но его это не устраивало. Он желал овладеть ею в этом пустынном месте под голубым небосводом, познать всю сладость ее пленительного тела.
Элинор, глядя на Вильерса, изнывала от желания. Она была обнажена и прислонялась к плоской скале, разогретой солнцем. Эта скала, идеально отшлифованная, будто нарочно была поставлена сюда для их утех. Элинор хотела этого обнаженного мужчину, с которым сама разорвала свою помолвку. Теперь они чужие, и у них новые обязательства, но их влечение лишь усиливается от этого...
— Лео! Я хочу, не отдаляйся от меня... — взмолилась она.
— Я все-таки соблазнил тебя, — сказал он. — Но панталоны еще понадобятся.
Его тело было таким сильным, мускулистым, красивым и так не похожим на ее тело. Как зачарованная она смотрела на его уверенные движения, боясь шевельнуться.
— Ты... ты решил заняться этим стоя? — растерянно спросила она, когда он приблизился. — Хочешь распять меня на этой скале? О! Ты действительно собираешься сделать это!
Он сжал ладонями ее ягодицы и приподнял их.
Элинор отвела согнутое колено в сторону, пропуская его в себя дюйм за дюймом. Он действовал очень медленно и осторожно. Это было захватывающе и весьма изысканно.
— Элинор, ты действительно хочешь меня? — воскликнул он. — Я проникаю с трудом.
— Продолжай в том же духе, не торопись, — ответила она.
Она продвинулся в ней еще на дюйм, и волна наслаждения захлестнула ее. Следующий дюйм дался ему немного легче.
— О, только не останавливайся, — попросила она, учащенно дыша. — Ты должен извинить меня...
— Мне не за что извинять вас, моя принцесса, — ответил он. — И я не собираюсь останавливаться, — заверил он ее, сильным рывком до предела заполняя ее своей мужской плотью. После этого он затих на несколько секунд, зарывшись лицом в ее волосы.
А потом все повторилось, и намного легче. Третий раз был просто изумительным, а четвертый... Он прижимал ее к скале на весу, обхватив ладонями ее ягодицы, и неустанно двигался в ней, не забывая целовать долго и страстно.
Она тонула в море блаженства. Это была любовь не мальчика, а мужчины.
— Элинор!
— Да? — отозвалась она, крепко обхватывая его бедра ногами. — Все хорошо, не останавливайся.
Он резко толкнулся в ней, и сердце ее ухнуло внезапно вниз. Она забыла о своей клятве — никаких брачных игр до свадьбы! Она вдруг испугалась, что ни Вильерс, ни Гидеон, ни один из них не достанется ей, и громко застонала, взлетев на вершину блаженства.
Вильерс смотрел на нее с довольной усмешкой. Колени ее дрожали от испытанного наслаждения, дыхание было прерывистым.
Качнувшись, она прислонилась к своему новому божеству. Почему ее прежний кумир, Гидеон, после близости с ней испытывал чувство вины? У нее с ним это было всего десять раз, и она хорошо помнит каждый. Возможно, он, словно мальчишка, боялся, как бы об этом не узнали. Леопольд совсем другой...
