Поэтому она вложила свою руку в его и ответила ему улыбкой.
– Когда ты смотришь на меня вот так, – сказал Рейф, тоже широко улыбаясь, – я знаю, что ты чего-то хочешь. Что это?
– Не съездишь ли ты со мной туда?
– Куда?
– Ну, вон туда… в дом Дрейвена, в Мейтленд-Хаус.
Рейф остановился и посмотрел на нее сверху вниз. Эти его прекрасные и будто подернутые тенью глаза заглянули ей прямо в душу.
– Ты уверена, что хочешь этого?
– Совершенно уверена, – ответила Имоджин. Голос ее был ровным и твердым. Прошлая ночь придала ей отваги. Эта ночь подарила ей бодрость, вырвала ее из мрачной скорби, в которой она пребывала весь прошедший год. – Я знаю, что леди Клэрис хотела бы, чтобы ее драгоценности отослали родным, – сказала Имоджин. – Знаешь, она успела оставить только набросок завещания. Она просила меня отдать кое-какие вещи женщинам своей семьи, а я проявила прискорбную медлительность и не сделала за год ничего.
Рейф дотронулся до ее щеки и тотчас же убрал руку.
– Ей повезло, что у нее оказалась такая невестка.
Имоджин ответила неуверенной улыбкой.
– Она хотела, чтобы за Дрейвена вышла мисс Питен-Адамс, потому что она сумела бы удержать Дрейвена от этих безумных скачек. Я в этом не преуспела.
– Но ты ведь и не пыталась?
Ее взгляд впился в его темно-серые глаза.
– Я должна была это сделать.
– Он был мужчиной и жил так, как хотел. Если бы я не принял решение бросить пить, Имоджин, как бы ты меня ни пилила, ты не смогла бы сделать ничего. Хотя бы свела меня с ума.
На это она ответила только слабой улыбкой, и они двинулись дальше.
Пози и лошадь Рейфа были привязаны во дворе и ласкались друг к другу.
– Они лучшие друзья, – сказал ей Рейф. – Я слишком тяжел для Пози, но я каждый день выезжал на ней, пока ты была в Шотландии. К тому же денники ее и Хейдиса рядом.
– Ну же, красавица, – сказала Имоджин.
Пози издала тихое ржание и рванулась к ней, а потом Имоджин прикрыла ладонями ее милый увесистый нос и рассмеялась, когда Пози защекотала ей руки и выдохнула в лицо воздух, пахнущий травой.
– А ну-ка садись, – сказал Рейф.
Его руки обхватили ее талию сзади, и он поднял ее и посадил в седло. Он был до странности похож на брата. Имоджин показалось, что ей знакомо прикосновение этих больших рук со вчерашней ночи, когда Гейбриел вытянул ее из бочонка с вином с такой легкостью, будто она весила не более перышка.
– Почему ты улыбаешься? – спросил Рейф, когда они двинулись по дороге на запад.
– Да так, думаю о разном, – ответила Имоджин. – Так ты считаешь, мне следует продать усадьбу? Сидеть там не очень-то весело.
– А ты хотела бы когда-нибудь там поселиться?
– Нет.
– Ты совершенно уверена?
– Вне всякого сомнения, – ответила Имоджин. – Посмотри на это поле, Рейф. Разве оно не прекрасно?
– Одуванчики, – сказал Рейф, – полно чертополоха. Его следовало бы выкосить.
Приятно было сознавать, что он никогда больше не станет пренебрегать делами.
– Посмотри на эти маргаритки. Они синие, как васильки. У нас в Шотландии такие не растут.
– Это не маргаритки. Это цикорий. Некоторые его едят.
– На пути домой нам надо остановиться и разглядеть его получше. Хочу привезти букет Джози.
– В таком случае нам лучше поспешить. Цикорий – умное растение. В полдень или в дождь его цветки складывают свои лепестки и больше не раскрываются.
– Откуда ты знаешь такие вещи? – спросила Имоджин, бросая на него короткий взгляд.
– Я люблю деревню, – ответил он просто. – В течение многих лет я даже в сезон не выезжал в Лондон.
– Кто сказал тебе, что цветки цикория закрываются в полдень?
– Один старик по имени Генри, живущий в хижине под ивами, чуть подальше, – сказал он, показывая. – Мы много дней провели вместе.
– Необычное знакомство для герцога, – заметила Имоджин.
– Но не для проспиртованного герцога.
– Вы были собутыльниками?
Самый слабый намек на неодобрение Генри в ее голосе тотчас же вызвал ответную реакцию. Он бросился защищать его:
– Вовсе нет. Но видишь ли, мне было неспокойно оставаться в четырех стенах… и думать о выпивке.
Он скорчил печальную гримасу и посмотрел на нее.
– А теперь? – спросила она с любопытством.
– Все еще думаю, но ощущение совершенно другое, будто эта пагубная страсть отпустила меня. Я не вернусь к пьянству.
Имоджин пристально вглядывалась в Рейфа. На подбородке у него пробивалась жесткая черная поросль, что всегда бывало к полудню, но кожа на щеках обрела здоровый розовый цвет, а в глазах не было такого полусонного выражения. Взгляд не был затуманенным, как прежде. Он откинул со лба темно-каштановую гриву волос, поднял голову и улыбнулся синему небу.
Ничего удивительного в том, что Джиллиан пожелала его. Он был красивым мужчиной, даже с этими тонкими морщинками вокруг глаз.
Он бросил взгляд через плечо и неторопливо и лениво улыбнулся ей.
Сердце Имоджин забилось быстрее, хотя она не могла бы объяснить, почему это произошло.
– Хочешь пустить лошадь вскачь? – спросил он. – Я позволю тебе задать темп.
Чтобы избавиться от мыслей, которые казались ей чуть ли не греховными, потому что речь шла о Рейфе, она не ответила, а только сжала коленями бока Пози. Лошадь сделала такой стремительный прыжок вперед, что маленькая шляпка Имоджин слетела с ее головы, прежде чем передние копыта Пози коснулись земли.
Она низко пригнулась, подстегивая лошадь криками и чувствуя, как ветер бешено хлещет ее по волосам. Они помчались так быстро, что Рейф не мог за ней угнаться, но он был… Он был… Имоджин еще крепче сжала бока Пози коленями, и тогда ее лошадь показала, что создана для скачек, к чему всегда проявляла склонность. Она будто парила над землей, или такое ощущение возникло у всадницы… И тут Имоджин поняла, что у Рейфа нет шанса обогнать ее и выиграть скачку.
– Ах ты, красавица, красавица, – нашептывала она на ухо Пози.
Потом дала лошади знак повернуть направо по широкой дороге, ведущей в Мейтленд-Хаус. Пози сделала красивый поворот, гравий полетел у нее из-под копыт, но она не сбавила темпа. Тут перед Имоджин возникли изогнутые линии огромных ворот усадьбы, и она пустила лошадь рысцой. Она выиграла, причем честно и достойно.
Если Рейф и отстал от нее всего на волосок, все же это крошечное расстояние стоило золотого кубка, даруемого царственной особой.
Рейф со смехом промчался мимо, и они оба ворвались в открытые ворота Мейтленд-Хауса – Имоджин без шляпы, а Рейф, вопя, как дикарь из сердца Африки, каких показывают в лондонском цирке.
