— Полагаю, ночь придется провести здесь, — сухо заметила леди Карлайл.
— Чепуха. Я в полном порядке.
Оливер важно одернул жилет и принял самый серьезный вид.
— А что будет, когда бутылка подойдет к концу?
Граф задумчиво посмотрел на стакан:
— Наверное, вы все-таки правы: лучше остаться.
Выходя из комнаты, Вивьен украдкой улыбнулась. Оливера ожидала славная ночь! Ни разу в жизни она не видела лорда Стьюксбери даже слегка навеселе, а сегодня он изрядно перебрал. Интересно, что поборник чистоты нравов скажет завтра утром?
Наконец Вивьен взяла с полки дневник пастора, показавшийся достаточно остроумным, вышла из библиотеки и направилась к лестнице. Голоса в столовой стихли. Она остановилась, а потом подошла к двери и заглянула в щелку.
Сэр Руфус крепко спал, уронив голову на стол, а граф сидел в кресле без сюртука, небрежно закинув ногу на подлокотник и сжимая в руке стакан.
Вивьен вошла в комнату.
— Оливер?
Он повернулся и просиял радостной улыбкой. Обычная сдержанность испарилась без следа.
— О! Она идет, сияя красотою…
Вивьен не поверила собственным ушам.
— Цитируете Байрона? В таком случае вы не просто под градусом, а пьяны, как сапожник.
— Что за вульгарность? Я просто… — он взмахнул рукой, — немного расслабился.
— Понимаю. — Леди Карлайл остановилась рядом. — Настолько, что без посторонней помощи не доберетесь до постели? Пойдемте, покажу, где она находится.
Вивьен протянула руку.
Оливер сделал шаг навстречу и покачнулся. Она быстро поддержала его за талию. Оливер положил руку ей на плечи, и так они вышли в холл.
— Жаль, что вы не получили свою брошку. — Граф сочувственно склонил голову. — Бедная Вив.
Она усмехнулась.
Они начали подниматься по ступенькам, но для этого Оливеру пришлось крепко ухватиться за перила.
— Надо сказать, что алкоголь действует на вас положительно. Становитесь таким милым.
— Правда? А в остальное время, значит, людоед?
— Нет, не людоед. Просто человек, который никогда не выходит за рамки.
— Я выхожу за рамки, — запротестовал граф. — То и дело выхожу. Обожаю выходить за эти чертовы рамки.
Вивьен рассмеялась:
— Прошу прощения. Значит, ошиблась.
Оливер серьезно кивнул. На площадке второго этажа он остановился и растерянно посмотрел по сторонам.
— Сюда. — Вивьен свернула влево и пошла по коридору к комнате, соседней с ее спальней. — Наверное, вот здесь.
Она открыла дверь и повела страждущего к скамейке в изножье кровати. Рука на плече становилась все тяжелее, да и вес тела медленно, но верно возрастал. Впрочем, леди Карлайл нередко приходилось провожать в спальню крепко подвыпившего отца, а потому возле скамейки она ловко выскользнула из объятий и заставила графа сесть.
— Прелестная Вивьен. — Он довольно ухмыльнулся. — Очаровательная Вивьен.
— Да, очень умно. Наверное, сапоги лучше снять. Не годится пачкать простыни.
— Не годится.
Оливер откинулся на спинку кровати и выставил ноги.
Вивьен нагнулась, крепко ухватилась за сапог, потянула, слегка повернула и без особого труда сняла. Отставила в сторону и взялась за второй.
— А из вас получился бы отличный камердинер.
Вивьен аккуратно поставила второй сапог рядом с первым и выпрямилась.
— Вы, сэр, слишком пьяны, чтобы верить собственным словам.
— Всегда говорю чистую правду, — возмутился граф. — И вы это знаете. Ваши волосы, они как солнце.
— Мои волосы рыжие, — сухо констатировала Вивьен.
— Значит, как солнце на закате, — уточнил он и все- таки рассмешил.
— Что ж, даже портвейн не окончательно лишил вас остроумия. Давайте-ка.
Она принялась расстегивать жилет.
Оливер не пошевелился. С каждым движением пальцев взгляд его заметно темнел и тяжелел. Когда она закончила, он подался вперед, позволяя снять жилет. Вивьен бросила его на пол и занялась шейным платком.
Оливер наблюдал пристально, неподвижно. Руки почему-то внезапно задрожали. Вот концы жесткой крахмальной ткани поддались и с легким шорохом выскользнули из сложного узла. Вивьен сняла широкий галстук и положила на жилет. Когда пальцы коснулись сорочки, граф накрыл ее ладонь своей.
— Наверное, дальше справлюсь сам.
Голос прозвучал глухо и почти трезво.
— Хорошо.
Вивьен хотела убрать руку, но не смогла: Оливер крепко прижал пальцы к груди.
— Хотя у вас получается гораздо лучше.
Он поднес руку к губам.
Горячее дыхание обжигало кожу; глубоко внутри вспыхнула искра. Нежный поцелуй согрел один палец, потом другой, жарко коснулся внутренней стороны запястья. Она знала, что вена там бьется так же быстро, как сердце. Интересно, чувствует ли он это? Понимает ли, как волнуют его прикосновения? Как лишают воли, мешают дышать?
— Осторожнее, Оливер, — прошептала она. — Не хочу, чтобы вы потом сожалели.
Он поднял глаза, и во взгляде отразилось плотское желание, не прикрытое ни вежливостью, ни иронией. Таким она его не видела еще ни разу. Оказывается, совсем не знала!
— Разве можно сожалеть о вожделении к вам? — удивился он. — О желании вас целовать?
Наклонился, обнял за талию и властно привлек. Губы встретились, и Вивьен тихо, протяжно вздохнула.
Глава двенадцатая
Он целовал ее медленно, обстоятельно. Губы настойчиво требовали впустить, позволить языку исследовать неизвестную территорию. Вивьен доверчиво прильнула и вцепилась в тонкое полотно рубашки, как в последний устойчивый островок внезапно покачнувшегося мира. Ощущения оказались настолько глубокими и волнующими, что внутреннюю дрожь приходилось сдерживать, чтобы не позволить ей вырваться на поверхность.
Сильные руки скользили по спине, бедрам, а потом снова поднимались к плечам и груди. Под волшебными прикосновениями тело расцветало и раскрывалось навстречу ласке, а в таинственной глубине женского существа зарождалось тревожное нетерпение. Вивьен прижалась всем телом и запустила пальцы в густые взлохмаченные волосы. В ответ Оливер властно сомкнул объятия.
Она ощущала тяжелую сладость портвейна, вдыхала характерный запах волос, но по-настоящему пьянило прикосновение горячих губ. Кожа приобрела особую, обостренную чувствительность. Каждое движение языка, каждое прикосновение пальцев — сначала страстное, потом мягкое и, наконец, соблазнительно легкое — порождали волну удовольствия.
