– Ничего я тебе не расскажу, – выпалила она с отчаянием. – И
не проси меня, Троепольский!
– Я тебя не прошу, – зарычал он, – я хочу хоть что-то понять
во всем этом деле!
– Разбирайся сам. – Она была уверена, что сейчас он не
разберется, а там как-нибудь. – Я ничего не знаю.
Он схватил ее за плечи и сильно тряхнул. Китайская хохлатая
собака Гуччи негодующе тявкнула у нее на руках. Троепольский некоторое время
смотрел Полине в лицо, и даже губы у него шевелились яростно, но он справился с
собой и не сказал больше ни слова, только брезгливо оттолкнул ее и зашагал
через лужи к ее машинке.
До конторы они доехали в полном молчании, и это было такое
безнадежное молчание, по сравнению с которым уединенный маяк на мысе Доброй
Надежды показался бы самым оживленным и милым местом на земле.
Даже Гуччи не скулил, сидел тихо как мышь и только как
всегда трясся. Как она с ним расстанется, когда вернется Инка и заберет его?..
В Газетном переулке, как только машина остановилась,
Троепольский выбрался наружу и пошел по тротуару, даже дверь за собой не
захлопнул – так презирал и ненавидел Полину! – и она подумала, что так теперь
будет всегда. Даже если ей удастся оправдаться, он никогда не простит ей…
вранья. Для него это было важно. У нее был шанс все ему рассказать, и она не
стала – потому что защищала его, а ее некому защитить, придется самой – как
всегда, только на этот раз неизвестно, получится ли у нее!..
Арсений сунул карточку в прорезь автомата, толкнул тяжелую
дверь и оказался в знакомом коридоре.
В полном соответствии с поговоркой стены конторы всегда
помогали Троепольскому жить.
– Здрасти, – вежливо сказала Шарон Самойленко, выглянувшая
из своей каморки. – Вас все спрашивали, когда вас не было.
– Кто?
– С Уралмаша звонили по фамилии Хромов. Обещали, что будут
перезванивать. Лаптева звонили. Из Лондона тоже. И Байсаров…
– Мне нужно с тобой поговорить, – произнес Марат и заглянул
ему за спину. – А где Светлова?
– Не знаю.
– Как не знаешь? Вы же вместе поехали!
– Я не знаю, Марат!
– Да она мне во как нужна! – И тут Марат попилил себя по
горлу. – С моторным маслом засада! Игорек чуть не плачет, а я без Полины не
знаю!..
Тут дверь открылась, и в коридор вошла Полина с Гуччи на
руках.
– Всем привет.
– Да вот же она! – сказал Марат радостно. – А ты говоришь –
не знаю!..
Троепольский подхватил с секретарского стола почту и газеты,
а с пола портфель и ушел от них в свой кабинет.
Через некоторое время туда же поскребся Марат.
– Арсений?
– Заходи.
Троепольский смотрел на монитор, перемещал по нему
загадочные символы и знаки, волосы болтались у щеки, делая его похожим на
Бабу-ягу в исполнении гениального артиста Миляра.
– Если ты про качество и правило, то я слушать ничего не
хочу, – сказал Троепольский, не отрываясь от монитора. – Это все к Светловой.
Вы уже совсем осатанели, хотите, чтобы я за вас делал всю работу! Все? Можешь
идти.
– Нет, – сказал Марат, и Троепольский поднял на него взгляд.
Вид у того был взволнованный и несчастный, не предвещавший ничего хорошего. –
Нет, я… по другому поводу.
– Уволиться хочешь?
– Ты что? – спросил Марат с обидой. – Нет, не хочу.
– Тогда что?
Марат протиснулся мимо низкого столика и сел на диван –
подальше от Троепольского. Тот все смотрел. Марат наклонился вперед и свесил
руки между колен. Троепольский перевел взгляд на его руки. На левом запястье
часы, а на правом браслет выглядит дико, потому что руки неухоженные, в
ссадинах.
– Ну?
– Накануне того дня, когда Федя… умер, я слышал, как он
говорил Сизову: “Только посмей, и я тебя убью”, – выпалил Марат, и вид у него
стал совсем несчастный. – Я к Грише шел, а они… разговаривали.
– И что?
– Ничего. Я дальше не пошел, когда услышал-то! Я в коридоре
постоял, да и вернулся.
– Куда?
– К себе в комнату. А когда я в коридоре стоял, Сизов из
Фединой комнаты вышел и пошел в свой кабинет. А больше никто не выходил. Я
решил… тебе рассказать.
– Почему ты только что решил? – холодно спросил
Троепольский. – Надо было сразу рассказать!
– Да мало ли о чем они там… базарили! Федька то и дело орал
– убью, мол, гада! Ты что? Не помнишь? И на кодеров, и на программистов, на
всех!
Троепольский помнил.
– Только он просто так орал, – печально сказал Марат, – а
тут его… убили.
– Ну да, – согласился Троепольский. – Забавно. Он еще
немного посмотрел в монитор, физически чувствуя, что вместо мозгов у него
манная каша. Он даже слышал, как она плюхает в голове.
Теперь, значит, Сизов. Взбесились они все – и Федор, и
Полька, и Гриша!
Он отшвырнул от себя клавиатуру, выбрался из-за стола,
толкнул кресло, моментально и бесшумно отъехавшее к противоположной стене, и
выскочил в коридор.
– Арсений! – Марат помчался за ним, и в коридоре еще
топталась Полина, у которой было расстроенное и бледное лицо.
– Что с ним?
Марат на ходу махнул рукой. Троепольский влетел в комнату
Сизова и чуть не завыл от разочарования – комната была пуста.
– Где он?! – крикнул Троепольский поверх головы Марата. –
Шарон! Где Сизов, я спрашиваю?!
– Так они на встречу отправились. Сказали, что вы в курсе.
– Когда он уехал?
– Так они не уехали, а ушли. На Никитской встреча у них.
Сказали, что вы в курсе. У них достижения на почве обсуждения.
Троепольский быстро сел в кресло Сизова. Марат за его спиной
делал Шарон знаки, чтобы убиралась. Саша Белошеев выглянул из своей комнаты, и
Полина моментально скрылась, пропала из виду.
Троепольский выдвигал и задвигал ящики стола, вытаскивал
папки, просматривал их и швырял обратно.
– Что тут такое? – тихо спросила у Марата Ира, притормозив у
распахнутой двери. Марат поморщился и нерешительно вошел.
Полина снова показалась в дверях.
– Ты… что-то ищешь? Троепольский не ответил.
В такие минуты его могла спрашивать только Полина Светлова,
и все об этом знали.
– Арсений, – решительно сказала она, – что случилось? Что ты
ищешь? Где Сизов?
