Полине его сплавила подруга Инна, улетевшая кататься на
лыжах. Инне некуда было его деть – кататься на лыжах с китайской хохлатой в
руках было бы невозможно, а только для сидения на руках данная собачка и была
предназначена. Инна предполагала, что “хохлатого” заберет мама, которая, как
назло, в это время отправилась на Дальний Восток, то ли покупать, то ли
продавать какие-то верфи. Решив не откладывать из-за Гуччи покупку или продажу
верфей, редкого песика привезли Полине. Обцеловали обоих, оставили кучу
наставлений, специальной еды, несколько изящных пальто, в которые следовало
наряжать зверя перед выходом на улицу, несколько изящных ошейников, которыми
следовало украшать зверя перед выходом в свет, и укатили, а Гуччи остался. Он
сидел на полу в Полининой квартире, вовсе не предназначенной для содержания
таких тонких натур, тоскливо смотрел на нее выпуклыми карими глазами,
встряхивал ушами и трясся крупной дрожью. С тех пор она каждый день брала его с
собой в контору, ибо одного его оставлять было никак нельзя, и на работе почти
не поднималась с кресла, потому что Гуччи трясся у нее на коленях.
– С-сука! – выдал последний аккорд темпераментный водитель и
сделал неприличный жест в сторону своей иномарки, перегородившей тесный
переулок. Другие машины, выстроившись за ней, выли, не переставая. – И ты сука,
и собака у тебя, сука… уродка!
“Сука” как раз была кобелем, но Полина возражать не стала. В
конце концов, она сделала то, что было ей нужно, – заехала на единственный
свободный пятачок, а уж кто там что при этом про нее подумал или сказал, какая
разница!
Она вытащила Гуччи, который от ужаса втиснулся между дверью
и задним креслом, и запихала его себе за пазуху. Он тут же поехал вниз, и она
потуже подтянула пояс пальто. Водитель вдалеке уже садился в свою машину –
слава богу! – но, завидев, что она вышла, повторил свой изысканный жест на этот
раз в ее сторону. Она отвернулась. Держать Гуччи, портфель и пакет и еще
закрывать машину было очень неудобно, но она закрыла и заковыляла по ледяным
кочкам к подъезду. Идти было довольно далеко. Хорошо, что хоть так удалось
припарковаться. Обычно она оставляла машину на Никитской. Повезло ей сегодня.
Слава богу, давешний водитель не знает, как ей сегодня
повезло. Вспомнив, она чуть не уронила пакет, и Гуччи завозился и затрясся
сильнее, почувствовав ее беспокойство.
Мимо пронеслась машина.
– Дылда, блин! – крикнул ей в лицо ее обидчик.
– Идиот, – бодро отозвалась она.
Трудно делать вид, что ей все равно, когда на самом деле это
не так. Но она делала.
В офисе в восьмом часу был самый разгар дня. Никто и не
думал уходить, все ждали шефа, поехавшего добывать у Феди печать.
В круглом кресле скучал курьер, который привез договоры,
чтобы на них поставили эту самую печать.
– Давно сидит? – тихонько спросила Полина у новой
секретарши, стаскивая пальто. Гуччи вывалился из теплой ткани, она подхватила
его и осторожно посадила на стул.
Секретарша сделала круглые глаза и спросила, можно ли
потрогать песика. Полина разрешила и вновь спросила про курьера.
Шарон Самойленко заскучала и ответила, что точно она не
знает, так как в это время выходила.
– В какое время? – раздражаясь, спросила Полина. Вот, решила
Лаптева рожать ни с того ни с сего, и они все теперь без нее пропадут!
Шарон немного подумала и сказала, что этого она точно не
знает, потому что в это время выходила.
– Вот теперь все ясно, – подытожила Полина. – А шеф? Не
звонил?
Шарон повеселела и радостно ответила, что звонила ему сама.
– Когда он приедет?
Секретарша молчала и смотрела на Полину.
– Или вы выходили и тогда, когда ему звонили?
– Не-ет, – возмутилась бедная юная Шарон, – как же я
выходила, когда я ему звонила!
Клинический случай. Помочь ничем нельзя.
Полина подхватила Гуччи, собрала свои многочисленные пожитки
и двинулась в сторону своей комнаты.
– Девушка, – с тоской вопросил ей в спину курьер, – вы не
знаете, долго мне еще сидеть-то?
– Сейчас узнаю, – не оборачиваясь, пообещала Полина.
Она дошла до своей двери – у нее был отдельный кабинет,
Троепольский после ремонта создал ей все условия, – выпустила Гуччи в
продавленное кресло и прикрыла его пледом. Плед мелко задрожал.
Она покидала на пол сумки и дошла до Гриши Сизова,
именуемого в конторе Гриня, третьего по важности человека в конторе.
– Гринь, прости, пожалуйста, ты не знаешь, когда Арсений
будет?
– Понятия не имею, – бодро ответил тот. – У Федьки ни один
телефон не отвечает, ни мобильный, ни домашний. Может, Арсений его в больницу
поволок или куда там еще…
Полина помолчала.
– А шефу ты не звонил?
– Да не звонил я! – с досадой сказал Гриня и даже на секунду
оторвался от своего компьютера, чтобы взглянуть на нее. – Ты что, не знаешь
его? Я ему позвоню, а он мне… по лысине, да? – И Гриня энергично постучал себя
по заросшей густыми волосами макушке. – Если тебе надо, звони ему сама.
– Да мне не надо, но курьер-то сидит! Сколько ему еще здесь
прозябать?
– А чего ему не сидеть? Ты скажи инвалидке нашей, пусть она
ему кофе поднесет и бубликов каких-нибудь.
– Бубликов, – пробормотала Полина, – понятно.
– Пошли лучше со мной в кино, – предложил Гриня весело, –
фильм – блеск. Про то, как людей пожрали пауки.
– В самый раз тебе такое кино смотреть.
– А какое же мне смотреть? Про любовь-морковь?
Он опять оглянулся, зубы сверкнули на загорелом лице, сказочная
улыбка будто полоснула ее – хорош, хорош был третий человек в конторе, только у
нее уже иммунитет выработался после того, как она переболела первым.
Полина отступила в коридор, ей не хотелось вести с Гриней
игривые разговоры, особенно про то, как людей пожрали пауки, и он закричал
вслед ей, что хотел бы посмотреть сайт “Русского радио”, если там хоть что-то
готово.
– Все готово, – пробормотала Полина.
– Ну что, девушка? – встрепенулся курьер, как только она
показалась в коридоре. – Узнали?
– Нет пока, но сейчас узнаю.
Она вернулась в свою комнату – Гуччи под пледом
переполошился, поднял голову и встопорщил уши, прислушиваясь, – набрала
собственный мобильный номер и нажала на пластмассовую кнопку, как только
прозвучал первый далекий сигнал. В сумке что-то пискнуло и затихло.
– Алло, – фальшивым голосом сказала она в тишину и пустоту
трубки, – Арсений, это я. Прости, пожалуйста, что отрываю, но когда нам тебя
ждать?
