– Полька, забери свою собаку!..
– Отпусти ее, придурок!
– Фу, Гуччи!
– Да заберите вы эту тварь!
– Гуччи, отстань от него!
Полина кашляла, и держала себя за горло, и мотала головой –
черные волосы, вывалившиеся из-под заколки, взлетали вокруг бледных с зеленью
щек.
Троепольский обнял ее за плечи, усадил в кресло и тут же
отошел – он все еще не мог ее простить. Она так его обманула!
Сизов встряхнул Белошеева, как мешок с картошкой, плюхнул
его в кресло и брезгливо отряхнул руки. Собака Гуччи тряслась на полу и
заливисто лаяла, трясла ушами, забегала с разных сторон и все норовила тяпнуть
Сашу за какое-нибудь место, неуязвимей. Тот брыкал ногами и извивался как уж.
– Это он тебя… бил? – спросил Троепольский, морщась.
Полина все терла свое горло и только кивнула.
– А мне ты опять ничего не сказала? – Потом он спросил: –
Почему? Почему, черт тебя побери?!
– Я не могла.
– Почему?! Не могла она! Ты утащила у меня из квартиры
договор, а потом врала мне и про этого придурка ничего не сказала – почему?!
– Потому что я думала, что Гришка… с ним заодно!
– С ума сошла, – пробормотал Сизов.
– Федя в последнее время с тобой часто ссорился, и я думала,
что из-за… этого… Из-за Сашки.
– Нет, – ответил Сизов. – Не из-за Сашки. Вот, черт возьми!
– А про Сашу ты откуда узнала? – Троепольский вернулся за
стол, ему было противно. – Федька сказал?
Полина горестно кивнула:
– Он давно подозревал. Несколько месяцев уже. Это Федя
понаписал на всех договорах “Смерть врагам”. Левой рукой. Из соображений
конспирации.
– Я не убивал его! – завизжал Саша. – Не убивал! Я только
хотел… Я забрал макет и все! Я знал, что он меня подозревает, потому что он
работал с макетом!
– Сволочь ты последняя, – сказал Троепольский угрюмо. –
Неужели ты думал, что сможешь просто так меня… обокрасть?!
– Да! – крикнул Саша, взялся руками за волосы и сильно их
дернул. – Да! Потому что ты ничтожество! Никто! Нуль! Дутая величина! Я тебя
ненавижу, ненавижу!
– Да пошел ты!..
– Федя как-то сказал, что у нас в конторе кто-то ведет
двойную игру. – Полина прикрыла глаза и сразу же открыла, чтобы все не
подумали, что она набивается на жалость. – Его это веселило. Он чувствовал себя
детективом. Он сразу знал, что это ты, Саша, только доказательств у него
никаких не было. Он собирал все бумаги, которые имели отношение к Уралмашу, и
писал на них: “Смерть врагам”.
– Пугал, что ли? – спросил Сизов.
– Ты же знаешь Федьку! – задумчиво произнес Троепольский. –
Шалил скорее, а не пугал. Такие игры ему нравились, придурку. Он бы собрал
доказательства и тогда пришел ко мне гордым победителем с этим, – кивок в
сторону Саши, – в одной руке и бутылкой водки в другой. Чтобы мы запили наши
потери. Разве не так?
Сизов сосредоточенно кивнул. Все помолчали, а потом
Троепольский осведомился, не глядя на Полину:
– Это он тебя бил?
– Да.
– Как ты узнала? Или ты с самого начала знала, только мне
врала все время?
– Нет, Арсений. Я не знала. Я догадалась, когда нашла
карандаш на столе Вани Трапезникова, за которым Сашка тогда сидел и смотрел
макет.
– Какой карандаш?!
– Простой. У нас в конторе только одни человек пишет
исключительно карандашами. Саша Белошеев. А наутро у него все костяшки были в
ссадинах. – Полина сжала руку и показала костяшки. – Но он сказал, что убьет
меня, если я… скажу тебе. И я побоялась.
– Ну да. Ты побоялась. До этого не боялась, а тут побоялась.
– Да, – вызывающе ответила она и еще крепче сжала руку. –
Боялась. Тебя-то он не топил в туалете!
– Он топил тебя в туалете?! – изумился Сизов. Полина
сосредоточенно кивнула. На Троепольского она старалась не смотреть.
Тот выбрался из-за стола, постоял, словно раздумывая, потом
подошел и коротко двинул Белошееву в зубы. Голова у того откинулась назад и
стукнулась о стену. Гуччи затрясся и опять тоненько затявкал. Он не одобрял
никаких проявлений насилия.
Саша закрыл лицо руками.
– Ты чего дерешься?!
– Я бы тебя, мудака, убил, – сказал Троепольский спокойно и
отряхнул руки, как давеча Сизов.
– Гришка, – пробормотала Полина. – Это ужасно, но я думала,
что ты тоже… Федька в последнее время о тебе слышать не мог.
– Я знаю.
– Прости меня.
– Не страшно.
Троепольский вернулся за стол и теперь смотрел в монитор,
расцвеченный яркими красками.
“Ехал Ваня на коне, – думал он уныло. – Вел старушку на
ремне, а собачка в это время мыла фикус на окне”.
Фикус – это я. Меня все время моют на окне, так что зубы
скрипят и жить не хочется, а все только и делают, что рассматривают меня, и
снаружи, из-за стекла, и, так сказать, изнутри, в коллективе.
– А с Хромовым я поговорил, – неожиданно добавил Сизов, – как
раз когда вы тут… мой стол обыскивали. Не видать тебе Уралмаша, Саша, как своих
ушей. Они ведь тоже не мальчики, в жизни кое-что понимают. Зря ты так старался,
макет мне подкладывал.
– Я не подкладывал!
– Подкладывал! Байсаров тебе рассказал, что мы с Федькой
накануне вечером опять полаялись, ты и решил, что все стрелки на меня
переведешь, а Троепольский клюнет. Точно?
Саша вдруг начал тоненько скулить и раскачиваться из стороны
в сторону.
Полина подхватила с пола свою собаку, прижала ее к груди и
похлопала по голой заднице, чтобы ее успокоить немного.
– Я, кстати, тоже думал, что это ты, – буркнул Троепольский
из-за компьютера.
– Спасибо, – поблагодарил Сизов корректно.
– Пожалуйста. – Тут Троепольский улыбнулся, как будто
оправдываясь. – Но я всегда все представляю… немного сложнее, чем есть на самом
деле.
– Это нам известно, – пробормотал Сизов. – Давно и хорошо.
– Я никого не убивал! – заверещал Саша и даже сделал попытку
вскочить, но Сизов толкнул его обратно в кресло. – Я не убивал! Нет! Это он! Он
убил! Он его ненавидел, Федьку! Это он убил или она! Это она убила! Сука! Я
знаю таких сук, как она, знаю!
Воцарилась тишина.
