Открылась широкая дверь, блеснула на ярком солнце
полировкой. Жена подхватила подол своего «макинтоша» и красиво опустила себя на
переднее сиденье.
Вообще она все делала красиво. Красиво шла, красиво
поворачивала голову, красиво разговаривала по телефону. Как пить дать, с
тюленем ей было несладко. Не зря развелась, хотя она до сих пор использует
бывшего, вот сегодня, как извозчика.
Наблюдавший пропустил «мерин», солидно и неспешно выруливший
на проезжую часть, и, расплескивая лужу, лихо вкатил во двор.
Он все успеет. Выехав из дома, она возвращается поздно, но
ему-то, чтоб взять что надо, трех минут хватит.
Он пролетел лужу, въехал в арку, задвинул машину между
помойкой и шикарным лимузином.
Вот все в этой стране так, подумал он неодобрительно. С
одной стороны помойка, с другой — лимузин.
С одной стороны — многоквартирный элитный дом высотой в сто
пятнадцать этажей, а снег от него не убирают. Отгребают от подъездов, и только.
Весной все тает, течет, льется, струится, и прямо на тротуарчики, и к
подъездам, и под ноги прямо. Элитные многоквартирные жильцы подхватывают полы
своих элитных «макинтошей» и, как все простые смертные, продвигаются к машинам все
больше галсами и кенгуриными прыжками.
С одной стороны — модный и пафосный ресторан с усатым
швейцаром в ливрее, который величественными жестами показывает, как и куда
следует шикарно припарковаться. С другой — прямо напротив ресторана — районная
помойка со всеми районно-помойными прелестями — бомжами, сборщиками бутылек и
бродячими собаками. Когда за помойкой приезжает машина, грузчики матерятся,
машина ревет, помойка грохочет, клиенты ресторана радуются жизни.
Слева — школы, справа — больницы. Поселяне и поселянки на
заднем плане носят вещи в кабак.
Какое-то время он просто постоит за лимузином, оценит
обстановку. А потом поднимется в квартиру и сделает все, что задумал.
Вряд ли это понадобится, но как подстраховочный вариант
вполне может пригодиться.
Он был очень предусмотрителен, всегда и во всем. Его
собственная жена когда-то поражалась этой его предусмотрительности, а она еще о
многом не знала и даже не догадывалась. Ничего, скоро она попляшет.
Покрутив ручку — очень неудобную, потому что шарик давно
вывалился и приходилось крутить гладкую пластмассовую палку, которую пальцы
никак не могли ухватить, он опустил стекло, закурил и выдохнул. В солнечном
луче повисло было облачко, но дунул ветер, легкий, прозрачный, — и нет облачка.
Он умилился. Вот и весна пришла.
Если кому-то суждено умереть весной, значит, суждено. Каждый
судит по-своему. Он уже осудил, значит, все решено.
Нет преступления без наказания.
* * *
Анфиса Коржикова влетела в торговый аптечный зал как раз в
тот момент, когда Лида уже выдвинула из-за стойки свои монументальные формы,
собираясь прошествовать по ослепительно чистому полу к двери, чтобы перевернуть
табличку на длинном шнурке.
Было закрыто. Стало открыто.
Опоздала, опоздала!.. Заведующая очень не любит, когда ее
«девочки» вбегают на работу «с последним звонком». Надо же подготовиться как
следует — халат, шапочку надеть, руки помыть, и непременно с каким-нибудь
дезинфицирующим раствором.
Аптека была старинная, огромная, с ореховыми диванами,
фикусами в кадках, с деревянными шкафами, полными лекарств и загадочней бутылей
темного стекла, по горлышку опоясанных бумажными шарфиками. Без новомодных
глупостей, типа магазинных витрин и пластиковых зеленых корзин, в которые
следует набирать «товар».
«Лекарства — не товар, — говаривала заведующая
наставительно. — От лекарства, бывает, человеческая жизнь зависит!»
Анфиса Коржикова любила свою работу и гордилась ею.
— Анфиса! — с удивленной укоризной воскликнула Лида, словно
видела коллегу первый раз в жизни. — Что это ты так сегодня?
— Как?.. — огрызнулась Коржикова.
Заведующая ей все выскажет — непременно, — уж Лида могла бы
воздержаться! Хоть и невелик грех, а выскажет. Может, даже и не сейчас, а через
месяц, к примеру. Заведующая очень любила «накапливать» факты, а потом
вываливать их в самую неожиданную минуту, когда все уже расслабились и о своих
грехах и проступках позабыли.
— Да вот опоздала, — нараспев оказала Лида. — Все уж давно
по своим местам…
Дверь за их спинами — с табличкой «Закрыто» — неожиданно
распахнулась, и показалась Лена Андреева. На лице у нее была тревога.
— Еще не открывала? — тяжело дыша, спросила она Лиду. — Вот
и хорошо! Сегодня с троллейбусами прямо что-то жуткое.
— Это точно, — подтвердила Анфиса.
— Девочки, идите скорее, сейчас уже открываться будем.
— Да мы идем, идем!..
— Анфиска, а ты тоже в троллейбусе застряла?
— Я в метро время потеряла, — на ходу придумала Анфиса. —
Вроде и встала вовремя, и будильник зазвонил, и все нормально, а в метро…
— Что в метро? — издали спросила Татьяна Семеновна. За
стеллажами ее было совсем не видно. — Опять в метро?!
Все трое повернули головы в сторону стеллажей, но никакой
Татьяны Семеновны не увидели.
— Девочки?! Что там в метро?!
— Да ничего, — начала Анфиса, не приготовившаяся врать
дальше, — просто я говорю, что опоздала из-за того, что в метро…
— Что в метро?! — Это уже заведующая вскрикнула. Она
выскочила из-за перегородки и поверх очков смотрела на них с ужасом. В руках у
нее были какие-то листы бумаги, и один вдруг упал и спланировал на пол.
— Да ничего нет в метро, — на всю аптеку закричала
несчастная Анфиса Коржикова, — я опоздала из-за того, что поезда долго не было.
Я на платформе ждала, а его все не было, а потом пришел, и я в него не влезла,
а влезла только в следующий!
В дверях маячили лица сотрудников, привлеченных криками в
торговом зале. Лида смотрела на Анфису в изумлении, как будто та призналась в
том, что только что встретила на улице кабана-бородавочника. Лида всегда умела
оказаться на стороне начальства — даже в большей степени, чем само начальство.
Заведующая нагнулась и подняла листок.
Никто ничего не сказал вслух, но ужас, охвативший всех при
слове «метро», словно повис в воздухе.
— Вот жисть какая, — сказала уборщица Нина, — это же господи
спаси! Всякий день то горим, то тонем. То режут, то взрывают. А все потому, что
небо космосом проткнули и сатана теперь…
— Нина! — одернула ее заведующая строго. Уборщица еще
побормотала и затихла.
