— Он мог быть со свечой в каком-то месте, где нет
электричества.
— Вот именно. Где в доме может быть такое место?
— Сарай? — предположил Юра, — Погреб?
— Это не в доме, — отрезала Анфиса. — Он ни что не стал бы
выходить из дому, он был напуган привидением до полусмерти!
— Но мы с Марфой Васильевной встретили его на улице!
Помните? После чего ваша бабушка решила, что должна все выяснить и угостить его
пирогами.
— Но тогда было светло, — зашептала она в ответ, — а ночью
темно! Когда светло, силы зла не действуют! Вы что? Ничего не знаете о
привидениях?
— Почти ничего, — покаялся Юра. — Вам видней.
Анфиса сделала решительное лицо и, как в воду, запустила в
постель руки. Переложила одеяла и подушку, осмотрела их со всех сторон. Юра
светил.
— Ничего нет, — констатировала она. — Надо искать. И именно
в доме. Где в доме может не быть света?
— Например, в ванной?
— Там есть свет!
— Откуда вы знаете? Может, там лампочка перегорела! Надо
посмотреть, — предложил разумный и приземленный Юра. Вот кто точно не стал бы
целовать бестолковую героиню взасос, а по заднице надавал бы! Не выйдет из него
романтический герой!
Паровозиком, он впереди, она позади, дошли до ванной. Окна в
ней не было, и, протиснувшись в крохотное помещение, они оказались к кромешной
темноте, потому что фонарь Юра погасил, да еще очень близко друг к другу.
Одри Хепберн и Питер О'Тул в чуланчике!
Как назывался фильм? Кажется, «Как украсть миллион», и там
все было не так, как у них, — весело, красиво и с надеждой на лучшее будущее.
Он раздраженно зашарил по стене — искал выключатель, а Одри
Хепберн выразительно сопела рядом.
— Нашел!
Свет коротким ударом хлестнул по глазам и погас.
— Что такое?!
— Все в порядке. Свет есть.
Анфиса ничего не могла рассмотреть. Теперь перед глазами
плавали фиолетовые круги с оранжевым ободком по краям. В центре каждого круга
была старенькая раковина и водонагревательная колонка над ней. И еще Юрина
рука, протянутая к выключателю.
Анфиса все терла глаза.
— Значит, в ванной свет есть, а из дома он не выходил. Юра,
пойдемте на кухню.
— Зачем?
— Там должен быте подпол. Не может быть, чтобы у Петра
Мартыновича не было подпола!
— А почему вы думаете, что он на кухне?
— Потому что с кухни банки в подпол проще опускать!
И тем не менее подпол был не на кухне. Они последовательно
обошли весь дом, поднимая старые домотканые половики и вытертые ковры, прежде
чем нашли квадратный вырез в досках, довольно большой.
— Анфиса, помогите мне!
Вдвоем, пристроив фонарь к ножке пузатого буфета, они
кое-как приподняли тяжеленную крышку.
— Как же он один его открывал?!
— У него наверняка было какое-нибудь присполение.
— Какое приспособление?!
— Кочерга или что-то в этом роде.
— Тогда странно, что поблизости ничего нет… такого. Глупо
держать кочергу, которой открывается погреб, далеко от него.
— Может, и есть, — пропыхтел Юра, — только мы не знаем
где!..
Крышка, сколоченная из половых досок, тяжело скрипнула,
отваливаясь к стене, и открылся зев, черный и страшный, гораздо темнее и
страшнее, чем окружающая их лунная тьма.
Юра подхватил фонарь — луч полоснул по стенам — и посветил
вниз.
Анфиса, сдерживая дыхание, заглянула в погреб.
Оттуда пахнуло сыростью, гнилым деревом и мокрым кирпичом
как будто. Был еще какой-то запах, довольно странный и непривычный, тяжелый.
— Там… кто-то еще умер?
Юра оглянулся на нее и понял, что она не шутит. Анфиса не
шутила. Она была напугана.
— Нет. Это… не трупный запах. Это химия какая-то.
— Откуда вы знаете?!
И он сказал:
— Я много лет проработал ментом.
— Вы?!
— Я.
— Как?! Почему?!
— Потому что у меня была такая работа. Думаете откуда Иван
Иванович меня взял?.. Кстати, на крышке погреба капель воска нет, вы заметили?
— А почему вы перестали работать ментом?
На этот вопрос он не ответил. Свесив голову, он смотрел
вниз, в подпол, водил лучом по ровным рядам банок.
— Здесь закуски на много лет вперед. Если еще и самогоночка
есть…
— Почему вы ушли из милиции сторожить чужую дачу?
— И грибы! Как вы думаете, если я притащу домой банку с
белыми, Клавдия меня убьет на месте или будет долго пытать?
— Вам в детстве никто не говорил, что воровать нехорошо?
— Так они все равно все пропадут, а мы… под водочку…
— Вас уволили за пьянство?
— Анфиса, — он выпрямился и все-таки посветил ей в лицо,
потому что она ему надоела. — Я не хочу об этом говорить. Хотите узнавать —
узнавайте. Я вам помогать не буду.
— Вы что, застрелили напарника? Или соседского
мальчишку-хулигана? Или вашу жену взяли в заложницы и вы не смогли ее спасти?
— Света там действительно нет, между прочим. И запах
странный.
— А если я у Ивана Ивановича спрошу?
— Надо туда спуститься. Держите фонарь.
Анфиса взяла у него фонарь, стала на колени и тоже свесилась
головой вниз.
В подполе оказалось просторно и холодно, как бывает только
под землей. Воздух был довольно влажный, спертый, и пахло на самом деле
какой-то химией.
Ряды банок уходили за горизонт — огурцы, помидоры, перец.
Грибы стояли отдельно, на широкой полке, все пронумерованные по годам и
месяцам. Петр Мартынович был исключительно аккуратным человеком. Видимо, он
даже пыль с них стирал, потому что банки сверкали, как недавно вымытые. Анфиса
повела фонарем и обнаружила бутыли, которые стояли на цементном полу. Некоторые
были темного стекла, а другие прозрачные. Видимо, голубая мечта бывшего мента
Юры Латышева — самогон. На горлышки темных бутылей были надеты воздушные шарики
разной степени надутости, а светлые были заткнуты чистыми тряпицами.
— А окорока? — вдруг спросил Юра у самого ее уха. — Еще
должны быть окорока, свешивающиеся с крюков!
