— Зачем я во все это влезла? — спросила она себя негромко и
сразу застыдилась.
В конце концов, не происходило ничего такого, из-за чего
можно было вести себя как барышне, выражаясь бабушкиными словами. А если и
происходило, такое поведение все равно считалось «недостойным».
Сейчас она пойдет в дом, поднимется на широкое и чистое
крыльцо, простучит каблуками по плитке, и бабушка услышит, позовет ее, и она
пойдет на зов, и все-все ей расскажет, а та будет слушать и отпускать
язвительные замечания.
Как хорошо, что у нее есть бабушка, и никто ей больше не
нужен и не будет нужен никогда!
Анфиса всхлипнула, утерла рукавом мокрый нос, как сельская
дурочка, уличенная в воровстве огурцов, и побрела по дорожке к дому.
Идти било неблизко. Бабушка всегда повторяла, что терпеть не
может; когда с «проезжей дороги каждый-всякий проходимец» рассматривает ее
владения, и потому дом стоял в глубине участка, так чтобы уж ни один проходимец
ничего рассмотреть не смог.
Анфиса шла, каблучки цокали. Ветер стих, и сосны тоже
моментально притихли. Фокари еще не зажгли, усадьба была сумеречной и очень
романтичной.
Она дошла почти до крыльца и остановилась как вкопанная.
На лавочке под нераспустившимся жасмином сидел Юра в
джинсовом комбинезоне я читал… глянцевый дамский журнал.
— Здравствуй… те, — пробормотала непомерно удивленная
Анфиса.
Юра поднял голову, обнаружил Анфису перед самым своим носом
и неловко вскочил, неловко скатал журнал в трубку и неловко же засунул его за
спину, как подросток свою первую сигарету при виде грозного родителя.
— Здрасти, — пробормотал он и сделал за спиной движение
рукой, будто собирался зашвырнуть журнал в кусты. — И не слышал, как ты
подъехала, — после всех этих маневров сказал он и посмотрел поверх ее головы. —
Я бы гараж открыл! То, есть вы подъехали.
— Я подъехала, — согласилась Анфиса и заглянула ему за
спину. — Ты… читаешь?
Он неуклюже повернулся, словно пытаясь рассмотреть, что там
такое, у него в руке и читает ли он на самом деле.
— Я читаю Чувствуя свою невесть откуда взявшуюся власть над
ним, она потянулась и вытащила у него из руки тяжелую глянцевую трубу.
— Юра, ты перешел на чтение глянцевых журналов?
Он помолчал.
— Нет, не перешел.
— Ты хочешь сказать, что всегда их читал?! Тебя интересуют
гороскопы и рецепты масок из клубники?!
Он вдруг вспылил и вырвал у нее журнал.
— Можно подумать, что, кроме масок, там ничего больше нет! Я
купил его потому, что она очень похожа на тебя, — свирепо сказал он. — Я про
нее и читаю!
— Про кого?!
Он развернул журнал, яростно перелистал глянцевые страницы и
сунул ей под нос.
— Про нее! Она очень на тебя похожа. То есть, наверное, ты
на нее!
Статья называлась «Непревзойденная Одри» — и фотографии
олененка Бэмби в женском обличье, узкие платья, высокие прически, лукавая
улыбка, темные блестящие глаза, длинные перчатки и крохотные сумочки.
Одри Хепберн. Баронесса. Звезда.
Он не верил в сказки и в законы волшебства и гордился этим,
и точно знал, что не относится к этой категорий «романтических мужчин». Но
Одри, как и Анфиса, как раз подчинялись законам волшебства, и никаким другим.
— Я все думал, на кого ты похожа, — тихо произнес за
Анфисиным плечом садовник ее бабушки. — Думал, думал, а потом понял. На нее.
Одна барышня в кафе читала про Одри, а я увидел.
— Ты подглядываешь за барышнями в кафе? — не удержалась
Анфиса, но он был мрачен.
— Я не подглядываю. Но она очень на тебя похожа. — Он кивнул
на лукавую Одри, которая улыбалась им с черно-белых фотографий. Почему-то
именно черно-белые фотографии очень похожи на человеческое лицо.
Анфиса вздохнула и не удержалась — перелистала журнал.
— А сто ты… по гороскопу?
— А?
— По гороскопу ты кто?
— Понятия не имею.
— А день рождения твой когда?
— А?
— День рождения у тебя когда?
— А… — Он улыбнулся. — Пятнадцатого августа.
— Тогда, значит, ты Лев. — Она снова перелистала яркие
страницы. Смотреть на Одри, которая была на нее похожа, ей было почему-то
неловко. — Вот. Лев. В этом месяце тебя ждут неожиданные события. То, что
всегда казалось тебе невозможным, станет простым и понятным. И вообще для тебя
это переломный месяц во всех отношениях. Ты долго готовился к этому, и теперь
оно наступает. К чему ты долго готовился, Юра?
Она подняла глаза и наткнулась на его взгляд. У него были
очень темные и очень внимательные глаза.
— Долго готовился? — спросил он.
Анфиса кивнула, не отводя глаз.
— Ну да. Впрочем, это женский гороскоп, наверное.
— А они бывают женские и мужские?..
И вот тут он взял и поцеловал ее.
Из-за Одри Хепберн.
Из-за того, что вокруг были сумерки и сосны стояли,
притаившись. Из-за всего того, что они сегодня пережили.
Целоваться не следовало бы, кроме того, Клавдия могла выйти
в любой момент, и бабушка была где-то поблизости… и вообще этот поцелуй не имел
никакого отношения к жизни!..
Вернее, не мог иметь.
Они вдруг отстранились друг от друга, и Анфиса даже сделала
шаг назад, на всякий случай.
— Как твой подопечный?
— Какой?..
— Ну, этот с автобазы.
— А… все нормально. Он в некотором расстройстве чувств.
— Ну, это все понятно.
— А ты? Как все было в кафе?
— Нормально, — сказал Юра Латышев. — Этот Валентин Певцов —
слизняк и дурак. По-моему, он своих боится гораздо больше, чем… наших.
Анфиса посмотрела на него и поддала носком сапожка шишку.
Шишка подскочила и мягко стукнулась в ствол сосны.
— Ваши… это из милиции?
— Да.
— Юра, ты никогда и ничего про себя не рассказываешь.
Почему?
— А зачем?
— Что… зачем?
— Зачем мне рассказывать? Да никто особенно и не спрашивает!
Анфиса помолчала.
