Но он все заметил. Он всегда и все замечал, что с ней
происходило.
Молчание накрыло их и оказалось глухим и очень долгим.
— Со мной так нельзя, — вдруг сказал Илья твердо. — Не знаю.
Может, с кем и можно, а со мной нельзя.
Молчание порвалось с треском, как старое одеяло. Наталья
осторожно на него взглянула. Он сунул в рот сигарету и шарил рукой, искал
зажигалку. Наталья видела ее, болтавшуюся в нише на щитке, а он не видел. Она
взяла зажигалку и ткнула ему в ладонь. Он опять покосился и прикурил — пламя
осветило подбородок и губы.
Наталья быстро отвернулась.
Интересно, как он целуется?..
— Как… с тобой нельзя?
— Я не умею играть в эти игры! — сказал он с досадой. — Я,
блин, ничего в них не понимаю! Я когда с армии пришел…
— Говорят — «из армии». «С армии» не говорят.
— Я когда пришел из армии, — заорал он неожиданно, — а эта…
как ее… блин, как же ее? Ленка! Ленка замуж выходила. Понимаешь?! Она, значит,
все это время знала, что мне от ворот поворот, а тому, значит, — замуж! Она мне
два года писала, разлюли-малина и всякое такое. Жду, люблю, жить не могу, ты
один мне отрада, ты один мне свет в окне! На присягу с матерью приезжала! А я,
блин, не понимал, ничего. И мать молчала, расстраивать не хотела, потому что я…
ну, короче, я любил ее сильно, и мать это знала! Я пришел, а мне — приглашение
на свадьбу. Это она на всякий случай мне по морде решила дать, перед тем как
жениться!
— Замуж выйти.
— Ну, выйти. Это она затем, чтобы я, значит, знал свое
место. А то возомнил о себе, что она меня… тоже любит, а она дочка родителей
богатых и все такое прочее. А я кто тогда был? Тогда я был никто, и по морде
мне съездить — одно удовольствие. И я тогда решил — все, хватит. В двадцать лет
оно, конечно, весело, а потом ни за что не попадусь! И в бабские штучки я не
играю.
— В какие… бабские штучки?
Он озверел.
— Да вот в эти ваши! Фигли-мигли, поеду — не поеду, отвези
меня домой, подари мне розу, а я еще посмотрю на твое поведение. Может, пойду в
кино, а может, не пойду! А может, замуж пойду, а тебе пришлю приглашение, блин!
На открытке с цветуями!
Наталья не выдержала и хихикнула, чего делать совсем не
следовало, учитывая его… озверение.
— Чего?! Ну чего ты?!
— А это еще что за слово?
— Какое слово?! Дались тебе мои слова, а?
— Ну вот… это. Цветуи. Откуда ты его взял?
— Да какая тебе разница? Что ты к словам моим цепляешься? Я
тебе совсем не про то говорю! Ты чего, не въезжаешь, что ли?!
— Я стараюсь, — быстро произнесла она. — Стараюсь въезжать.
— Молодец, — похвалил он и сильно затянулся.
Затянувшись, он позабыл, о чем говорил. Вернее, не говорил,
а орал с таким пылом. Вид у него стал растерянный, он похлопал длинными темными
ресницами, которые совершенно ему не шли, как будто он украл их у всемирно
прославившейся своим идиотизмом куклы Барби. Похлопал и посмотрел на Наталью
беспомощно.
— Ты говорил про приглашение на свадьбу… и цветуи на
открытке. Кажется, именно так ты выразился.
Он все вспомнил и опять воодушевился:
— Да я еще и не так могу выразиться!
— Илья, мне было бы значительно проще, если бы ты наконец объяснил,
что ты имеешь в виду.
Он вдохнул и выдохнул. Помолчал. Вынул изо рта сигарету.
— Я тебя конкретно прошу — не играй со мной в кошки-мышки. Я
этого не умею. Не понимаю.
— А я и не играю. Я ни во что с тобой не играю.
— Ты мне скажи, и я не буду вокруг тебя кругами ходить.
Зачем? Только время терять!
— Что сказать?!
— Я хочу, чтобы ты была со мной, — бухнул он мрачно. — Если
тебе оно не подходит, значит, скажи сейчас. Чтобы я, часом, приглашения на
свадьбу не получил. На чужую, в смысле. А то я, как мальчик, пристаю — в кино,
в ресторан. Вот, за маршруткой ехал!..
У Натальи мгновенно перестала болеть голова.
По идее, вместо головы должна была бы заболеть душа, но она
не заболела. Она постыдно возликовала.
Да еще как возликовала! Даже дышать стало трудно.
— Наташ? А, Наташ?
Она молчала. Осознавала важность момента.
— Нет, я знаю, — сказал он тихо, — есть вещи, за которые
стоит бороться. Я… Вот за тебя бы я боролся. Только если бы тебе оно было надо.
А то если не надо, так я тогда не буду. Чего я стану тебе жизнь портить? А то
ты говоришь, что семья у тебя, а я думал, что у тебя не семья, а какой-то козел
посторонний привязался, и ты от него не отвяжешься никак. А, Наташ?
Последнее было сказано просительным тоном, который, как и
ресницы от куклы Барби, очень ему не шел.
Вот беда.
Зачем он ее так торопит? Ну почему, почему не дает ей
осознать важность момента, прочувствовать его до конца, ведь и вправду такие
слова говорятся один раз в жизни. Такие чудесные слова.
«Цветуи», к примеру. Сказочное слово.
— Черт побери, — пробормотал он. —Все ясно.
«Прошу вас, — вспомнилось ей, — не раздумывайте слишком
долго. И не берите ничего в голову. Ведь это так просто. Проще и не
придумаешь».
И голос старческий, и руки, которым тысяча лет.
— Подожди, — выпалила она, — ничего не ясно.
Он быстро на нее взглянул.
— Ну, говори, — предложил он, помолчав. — Чего тебе там не
ясно?
— У тебя жена такая красивая, — прохныкала Наталья,
совершенно потеряв из виду спасительный берег разума и холодной логики. — Как в
журнале глянцевом.
— Наташ, — прикрикнул он. — При чем тут моя жена?! И она не
моя, она бывшая! Бывшая! Знаешь такое слово?
— Но она же очень красивая!
— Ну и что?
— Да ничего! Как я могу тебе нравиться, если у тебя такая
красивая жена?!
— Бывшая, блин! Три года, как развелись!
— Ну, какая разница?
— Так, — сказал Илья Решетников. — Все ясно. Переговоры
зашли в тупик.
Он смял в пепельнице свою сигарету, вывернул руль,
притормозил — Наталья схватилась за щиток — и съехал на обочину.
Во второй раз за этот вечер.
Кажется, до дому она так и не доберется. А есть-то как
хочется, несмотря на все романтические переживания!
