Никогда.
Это забава для тех, кто не знает настоящего риска.
Или самоубийц.
Ужас — неистовый, первобытный страх управляет нами единовластно, и ни Долг, ни Воля, ни Разум не в силах заглушить его крики.
Если ты заглянешь в глаза опасности, ты умрешь.
Ратник шествует на войну, потому что глуп и не ценит собственной жизни.
Наемник идет с усмешкой, помахивая мечом. Он будет резать слабых и беззащитных, а при малейшем риске сразу сбежит подальше от поля боя, бросив и командира, и раненых товарищей, и грязный, бесполезный обрывок знамени.
Жрец-фанатик отдаст свою жизнь за бога, с радостью и открытым сердцем, лишь потому, что в посмертии ждет райского воздаяния.
Никто из них не смотрит в глаза опасности.
И только со стороны они нам кажутся храбрыми.
— Все твои друзья разбежались! — прорычало чудовище. — Ты остался один.
— Одиночество — наша плата за то, чтобы повзрослеть, — сказал я.
Зала была огромна. Тот, кто вырыл ее в толще земли под городской площадью, очень хорошо постарался.
Я стоял на высокой груде обломков, медленно шепча защитные заклинания.
Мой астральный щит исполнялся небесной силой.
— Человек, — чуть слышно произнес морлихор.
Он провел чешуйчатой лапой по граниту плит.
В каменном полу от его когтей остались глубокие, рваные борозды.
— Я жил в Нижних тоннелях. Там, где ты не протянул бы и дня. Ты и впрямь веришь, что сможешь остаться жив?
— Вера — это все, что у нас есть, — отозвался я.
Там, где только что стояла Оксана, алым рубином сверкал полуторный меч.
Девушка оставила его для меня.
С другой стороны, в луже чернильной крови, лежало навершие инженерного молотка.
Чуть дальше и рукоять.
Я помнил, как Торвальд скрутил инструменту голову и привинтил ее с другой стороны. Значит, эти обломки еще можно починить.
Если будет время.
— Оставайся здесь, человек, — негромко произнес морлихор. — И просто смотри наверх. Кровь людей будет литься по улицам Малахита и оросит тебя, словно утренний дождь.
Мощным прыжком чудовище рванулось к провалу.
Пара секунд — и он уже будет на площади.
Я ждал.
С тихим, глухим рычанием монстр упал обратно.
— Сперва допрыгни, — сказал я.
Он обернулся, и все его четыре зрачка от ярости побелели, почти слившись со стекловидной жидкостью.
Прочная цепь невидимых заклинаний намертво связала нас вместе. Теперь ни один из нас не уйдет из обвалившейся залы, пока не убьет другого.
Или не умрет сам.
Чудовище медленно пошло на меня.
— Там, в Нижних тоннелях, я один загрыз шестерых зломыслов, а пауки…
Я знал, что морлихор прыгнет на середине фразы.
Так и случилось.
Его огромное тело, закованное в толстую чешую, внезапно сорвалось с места. Сложно было поверить, что этот гигант может так быстро двигаться.
Морлихор обрушился на меня, как падающая звезда.
Я уклонился и со всей силы врезал ему в висок.
Хищника отшвырнуло в сторону.
Он хрястнулся о гранитную стену, лапы его подогнулись, и монстр тяжело осел на гранитный пол.
Тело его содрогнулось.
Густая алая кровь забила изо рта.
Я развел руки.
Алые молнии пронеслись между моими ладонями.
Мощный заряд обрушился на голову монстра. Грива чудовища задымилась, щупальца стали бурыми, сморщились и обвисли, словно куски вяленого мяса.
Он яростно зарычал.
Прежде чем я успел отскочить, хищник бросился на меня. Я уклонился в последний миг.
Чешуйчаный бок чудовища мелькнул в паре дюймов от моего лица. Еще немного — и острые шипы морлихора выдрали бы мне оба глаза.
Тяжелая лапа, с загнутыми когтями, распорола мне грудь. Ледяное пламя охватило меня, я рухнул и только чудом не покатился вниз, к подножию громады камней.
Морлихор уже был там и с тихим рычанием ждал, пока я упаду прямо на его клыки. Поняв, что этого не случится, он в тихой ярости стегнул по стене хвостами.
— Страх сильнее разума, — глухо произнес монстр.
Я поднялся.
Грудь горела огнем.
Магическая броня спасает от повреждений, но не от боли.
— Страх его слуга, — отозвался я.
В моей руке появился молоток гнома.
Я прикрутил навершие к рукояти и взмахнул.
Хищник бросился ко мне.
Рваные осколки камней летели из-под его когтей. Я наотмашь ударил монстра магическим молотом.
Острый тяжелый клюв, отлитый из пульсирующего метеорита, пробил череп чудовищу, и обрывки мозга хлынули на гранитные плиты пола.
Я размахнулся снова.
Острие молота врезалось в толстую, шипастую шею монстра, ломая первый из двух его позвоночников. Тело чудовища содрогнулось в страшной агонии.
Хвост забился об пол.
В ту же секунду треснула рукоять волшебного молота, и алое, сверкающее навершие ударилось об пол.
Морлихор обрушился на меня и сбил с ног.
Его когтистые лапы пригвоздили меня к земле. Хищная пасть оскалилась тремя рядами клыков. Алые зрачки огнями впились в меня, разрывая душу на части.
— Разум ничто! — прорычал морлихор. — Он бессилен!
Я схватил его за голову.
Кровь и кусочки вражьего мозга текли по моей правой руке.
Напрягая мускулы, я резко рванул чудовище.
Хрустнула сломанная шея.
Он захрипел.
Четыре алых зрачка расширились и лопнули, растекаясь бурлящей кровью. Я отбросил хищника прочь и поднялся.
Его тело корчилось на полу.
Длинные лапы дергались, и кровавая пена хлестала клочьями из оскаленной пасти.
2
Гномы мало кого пускают в свои ковальни.
Я говорю, конечно, не о тех придорожных кузнях, где умелый мастер за пару квадратных шекелей с пробитой середкой починит вам разодранную кольчугу, продаст новый гладиус взамен того, что вы швырнули в кусты, убегая от болотного огнедыша, с тем чтобы потом рассказывать всем, как меч сломался в неравной битве с чудовищем, или подкует вам все четыре копыта, ежели вы кентавр.
Истинная гномья ковальня совсем другая, их строят в высоких башнях или глубоко под землей, стальные толстые двери надежно заперты защитными заклинаниями, а хозяин никогда не возьмет работу со стороны.
