— Вы не тяните с этим, ваша милость, — заботливо произнес дворецкий, опасливо поглядывая на драконову лапу. — Храм Стрибога в двух кварталах отсюда, он открыт и ночью, и днем. Местные жрецы творят чудеса; конюх наш лишился двух пальцев, когда выгуливал дракков, так за неделю ему их заново отрастили.
— Да, обязательно, — заверил я.
Бросил взгляд на большую лестницу.
— Хозяин у себя?
— Да, ваша милость, — он помог мне снять тяжелый охабень, весь засыпанный снегом.
Я почти освоился с чешуйчатой лапой, но одеваться было по-прежнему неудобно.
— Гости у него. Трое бояр из Чернодворца.
Осип глянул наверх, туда, где был кабинет хозяина.
— Двое сразу ушли, а третий остался. До сих пор говорят о чем-то.
— Ладно, я подожду.
— Да, ваша милость, пройдемте в библиотеку.
Он повел меня через холл.
Ярко горели свечи, вдоль обитой дубом стены стояли доспехи, грязные, погнутые, пробитые, с пятнами старой крови. В каждом из них когда-то погиб кто-нибудь из Мортернов; на еще многих можно было различить потертую надпись:
«Только смерть в бою делает жизнь достойной».
— Это уж точно…
Дворецкий остановился и неуверенно взглянул на меня.
— …Что, война еще долго будет идти? Господин полковник ничего об этом не говорит.
— Внуков ваших призвали, да? — нахмурился я.
— Всех троих.
Я не спрашивал, просил ли он хозяина дать им вольный билет. Мы оба хорошо знали, что полковник Мортерн никогда бы этого не сделал.
— Война будет длиться вечно, — ответил я. — Или кончится очень быстро. Зависит от того, в чьих руках окажется Рубиновый жезл и чем новый командир будет готов пожертвовать. Пусть ваши внуки запишутся в послушники Стрибога, это даст им отсрочку на пару месяцев. А там поглядим.
Я вынул мешочек из серого бархата, развязал тесьму и пересчитал монеты. Затем добавил к ним четыре динара, взяв их из другого кармана.
— Хватит для всех троих, на пожертвование храму, — сказал я, отдавая мошну Осипу.
— Вы очень добры, ваша милость, — отвечал он, неловко сжимая кошель.
Пальцы у него были морщинистыми, все в старческих пятнах.
— Но я не смогу вернуть.
— Все мы возвращаем долги так или иначе.
Звон и грохот раздались из-за боковой двери.
Я шагнул туда, доставая адамантовый меч. Это не так-то просто, если вместо руки у вас чешуйчатая лапа дракона и пальцы едва сгибаются.
— Хозяин? — спросил дворецкий.
Мы оказались в сумрачной зале.
Окна были завешаны тяжелыми шторами. В камине горел огонь. На стенах висели портреты мертвых Мортернов, и казалось, что они с жадным нетерпением ожидают, когда живые наконец присоединятся к ним.
У двери застыл юноша, совсем еще мальчуган.
В руке он держал короткую саблю, на парсуашском ковре лежали осколки вазы. Лицо парня побелело, страх и растерянность застыли в его глазах.
Когда мы вошли, он с явным облегчением выдохнул, видимо, ожидал увидеть отца, но тут же снова напрягся.
— Мастер Димитрис! — прошептал Осип. — Боже, что вы наделали?
— Дорогая? — Я подошел к осколкам.
Темные глаза юноши были умными и живыми, но в них глубоко поселилась боль. Так бывает с детьми, которых не ценят, кому приходится жить не своей, а отцовской жизнью.
— Руническая, — ответил дворецкий. — Сулейман Провидец, султан и верховный маг Парсуаша, прислал ее хозяину в знак дружбы и уважения.
— А потом долго хохотал, надо думать.
Я наклонился, поднял пару осколков.
— Это простая ваза; должно быть, слуга султана купил ее за пару медных монет на ближайшем рынке.
Мой палец с драконьим когтем провел три кривые линии в воздухе. Обломки сгинули, и на их месте явилась новая ваза.
— Вы ее починили? — спросил дворецкий.
— Нет, конечно, — ответил я. — Нельзя спасти то, что уже разбито, это всего лишь копия. Но разницы нет, полковник все равно не заметит.
Кадык юноши дернулся.
Я понял, что огромная ноша свалилась с его худеньких плеч.
Отец не простил бы ему рунической вазы — подарка из Парсуаша. В ней полковник Мортерн видел символ своей победы, величия и государственной славы, не подозревая, что бережно хранит памятник собственной глупости и невежества.
Это свойственно тем, кто управляет империей.
— Спасибо, сударь, — отвечал юноша.
Голос его дрожал, он не хотел показать, как сильно был перепуган только что.
— Ты мой должник, — сказал я, направив на него палец.
В первый момент позабыв, что угрожаю юноше искривленным когтем ящера. Впрочем, получилось эффектно.
— Да, сударь, — ответил тот, нервно сглотнув.
Я не хотел еще больше ставить его в неловкое положение, поэтому развернулся и вышел в холл.
Осип неслышно следовал за мной.
— Сын полковника? — спросил я.
— Мастер Димитрис, — кивнул дворецкий. — В этом году он принял присягу.
Почти ребенок, а уже солдат.
Впрочем, это и к лучшему.
В армию иди смолоду, пока ты молод и глуп. Когда поумнеешь, ты быстро поймешь, что охраняешь вовсе не свою родину, а сундуки, набитые золотом, в подвалах бояр и клириков.
Подыхать ради того, чтобы люди в столице стали еще богаче, вот что значит служить.
— Это не гвардейская форма, — заметил я.
— Да, — согласился Осип. — Хозяин отправил юного мастера в Розыскной приказ.
Это означало, что Димитрис будет служить в столице, ночевать дома и никогда не попадет на Черную Реку.
— Юноша много раз подавал прошение, чтобы попасть в гвардейцы, — добавил дворецкий. — Ему всякий раз отказывали.
Осип улыбнулся.
— Молодой хозяин мне говорил, что хочет быть ратником государевым, а не копаться в грязи.
— Чтобы очистить мир, приходится заниматься и этим, — пробормотал я. — Его, поди, отослали сразу в главную канцелярию?
— Нет, решил служить простым дознавателем. С самых низов начать.
Я не знал, что говорит подобное поведение о юном Димитрисе — то ли о его благородстве, то ли о глупости.
Впрочем, это одно и то же.
Громко хлопнула дверь над нашими головами.
— Я надеюсь, вы меня поняли? — раздался старческий голос.
