Дознаватель сложил руки за спиной.
— Если народу чего-то мало, значит, им мало плетки, но ничего. Я улажу все в Доле, и больше никому в Империи не захочется бунтовать. Итак?
Боррояр выжидательно посмотрел на своего спутника.
— Вы сами проведете обряд или это сделать мне?
Несколько секунд Димитрис молчал.
Он мог поспорить.
Только дежурный имеет право решать, когда провести обряд. С другой стороны… Старший дознаватель, советник государя-императора не просто так явился ночью в острог.
Обычно никто не следил за обрядом очищения; то была рутинная процедура, с ней справлялись сами тюремщики, даже без надзора дежурного розыскного.
Если Боррояр здесь, значит, у него особый приказ; возможно, от самого императора. И не было смысла спорить с тем, что уже давно решено.
— Быть посему.
Димитрис кивнул.
Внезапно на душе ему стало легче.
Он словно сбросил с плеч тяжелую ношу — больше не нужно было терзаться, принимая непростое решение.
— Я сам проведу обряд.
— Вот и хорошо, — Боррояр снова улыбнулся.
Его парадный камзол на груди чуть-чуть оттопыривался, видимо, там лежали бумаги с приказом из Чернодворца. Если бы Димитрис начал упрямиться, дознаватель показал бы ему пергамент с подписью императора.
Хорошо, раз до этого не дошло.
У юного офицера вновь отлегло от сердца.
Он понял, что с самого начала у него не было выбора, а значит, не о чем теперь сожалеть.
— Приступим к ритуалу, — проронил Димитрис. — Улхарь! Будете вести протокол.
— Слушаюсь, ваше благородие.
Надзиратель опасливо глянул на Боррояра.
Этот человек пугал старого свирфнебблина. Жуткие слухи ходили о нем, — и хотя, конечно, не стоит верить всему, что наболтают за кружкой гномьего эля, особливо крысогоблины, — Улхарю все равно было не по себе.
Он поклонился и заспешил за бумагами.
Боррояр и Димитрис подошли к камере.
Маг стоял у решетки, и пальцы его сверкали алым огнем, отчего и ржавая дверь тоже начинала светиться.
— Что, передумал, сын лорда Мортерна? Я многое могу рассказать о том, как твой отец…
Он осекся.
Боррояр вышел из темноты.
— И тебя я знаю, боярин, — тихо прошептал маг. — Ты был один из тех, кто меня подставил, ты и зверорукий…
Дознаватель резко ударил по двери волшебным скипетром. Верно, держал его до времени в рукаве. Черное, с золотыми вспышками облако, словно ночное небо, вязко заклубилось по камере.
Маг схватился за горло.
Он упал на колени, и гнилая кровь забила из его рта.
— Это его удержит, — сказал боярин. — Чары Перевернутых Криков. Я научился этому на Черной Реке. Они не продлятся долго, но этого вполне хватит, чтобы провести ритуал.
Димитрис смотрел на пленника.
Вновь его душа сжалась от ярости, ему захотелось выставить Боррояра прочь, несмотря на приказ, и даже запереть в камере, если будет нужно; до утра все равно не хватятся.
А самому поговорить с магом.
Что ему известно о Стоянии на Реке?
«Может… может, черномаг знает и то, почему отец покончил с собой?»
— Приступайте, милорд, — велел Боррояр.
Димитрис кивнул.
Его сомнения развеялись вновь.
Юный офицер знал, что нельзя перешибить плетью железный скипетр имперского правосудия.
— Улхарь, вы готовы?
— Да, ваше благородие.
Свирфнебблин развернул свиток и заскрипел пером.
— Сим начинаем мы ритуал очищения, — произнес Димитрис. — Во славу вышних богов и во имя бессмертной души несчастного…
Он запнулся.
— Безымянного, — подсказал дознаватель.
Улхарь записал.
Юный офицер чувствовал, что Боррояр знает и имя пленного черномага, и многое о его судьбе. Но спрашивать об этом было бессмысленно.
— Да пребудут с нами добро и милосердие, — произнес Димитрис. — Да очистим мы душу грешника молитвами и любовью.
Он быстро начертал первую руну в воздухе.
Жалобно зазвенели ржавые цепи.
Словно змеи, они выползли из стены, шипастые кандалы сомкнулись на ногах у пленника, глубоко погружаясь в плоть.
Такие же браслеты сковали руки волшебника. Влажный металл покрывала кровь, старая, запекшаяся, что осталась от других узников.
— Не забудьте… — начал было боярин.
— Знаю, — кратко сказал Димитрис.
Он не любил, чтобы его поправляли.
Молодой офицер начертил еще одну руну.
Из ручных кандалов вылезли широкие, толстые сверла. Они завращались, поднялись на гибких шарнирах и стали медленно ввинчиваться в ладони пленника.
Маг закричал от боли.
Кровь, обрывки плоти, куски костей и сухожилий, разлетались по грязной камере.
Так поступали с пленными чародеями, дабы те не смогли чертить заклятья и руны. Впрочем, на лице колодника не написано, что он волшебник, поэтому пронзение дланей делали всем.
Сверла замерли.
В ладонях узника чернели огромные, сквозные дыры, и кровь сочилась из них.
— Да начнется ритуал очищения, — произнес Димитрис.
Глава 11
1
Он начертил последнюю литеру.
Камни разошлись, и из сырой стены появился экстрактор. Он был похож на капкан, только без лезвий, и парил на цепи так же, как выпарили кандалы.
— Да станешь ты чист, аки мысли о богах вышних…
Экстрактор поднялся к лицу пленника.
Тот закричал.
Ржавый капкан медленно вошел ему в рот, кроша и выламывая зубы. Черномаг бился, его голова тряслась, но он не мог освободиться.
Экстрактор обхватил его челюсти и медленно заскрипел, плотно сжимая кости. Потом стал раздвигать рот.
Колдун задергался снова.
Другие на его месте давно бы потеряли сознание, они бы и умерли, но руны, выбитые на цепях, не позволяли узникам отделаться так легко.
Смертникам предстояло выйти на площадь, где жители столицы, крича и размахивая руками, будут любоваться на правосудие и славить государя-императора.
Плоские щипцы на длинных шарнирах со скрипом вылезли из экстрактора.
Рот пленника раскрывался все больше. Начали хрустеть кости, железный капкан обычно раздвигал челюсти гораздо шире, чем было необходимо — или возможно.
