— Круто. А я был ангелом.
— Который учил меня хорошему. Это помню.
— Я, кажется… впервые выступил с концертом.
— Да? И как?
— Мне аплодировали стоя.
— Чего пел-то хоть?
— Э-э… мм… а я записал! Ща… где-то был блокнот. Мне фанат подарил. А, да. Это он записал. Сказал, что эта песня будет хитом.
— Обалдеть. Споешь?
— Я блокнот посеял.
— Идиот! — припечатывает светлый.
— Что? А сам-то!
— А что я?
— Ничего. О! Нашел! Он, правда, слегка подмок. Но строчки все еще видны. И карандаш тут. Отлично. Красивый блокнот, кстати… был. Я его сохраню и буду дальше писать.
— Ты мне песню зачитай. Мне прямо-таки до жути интересно, что именно можно было сочинить под такой дозой наркоты.
— Ну… ладно. Приготовься трепетать от величия моего гения.
— Я готов.
— Тогда слушай.
— Давай.
На загривке пьяного разобщения,
Вытягивая иглы из глаз убогих,
Сидит седое склизкое нетерпение
И распинает живых и строгих…
Эльф хмурится, глядит на далекую луну и почесывает подбородок. Я и сам в шоке. Нехило меня тогда несло.
— Это все?
— Нет… тут еще есть.
— Давай.
— Гм… Ну ты сам напросился.
Выдыхаю и, взяв нужный темп, начинаю петь, периодически срываясь и нервно дергая ногой в такт. Эх, гномий метал, детка!
Взирая ямами глаз без ужаса,
Сосет надежда соки выживших.
Тебе не надо так много мужества,
Чтобы забыть навеки сгинувших.
Ты, развернувшись, прочтешь все пошлости,
Закинешь когти в прозрачный потрох.
И развернешь тоску на скорости,
Пугаясь мысли, переходящей в шорох.
Я не прощаю и не прошу прощения…
Возможно, это все не для тебя,
Но на одно последнее мгновение
Прошу, прими таким, как есть, меня.
— Да. Это хит.
— А я о чем.
— Сальное общение, сосущая надежда, когти в потрохах. Тебе явно было круто.
— Да! — Ложусь так, что наши затылки соприкасаются, и подкидываю веток в костер. — Как считаешь… стоит вернуться и заявить о себе еще раз?
— Знаешь, даже того, что помню я, хватит как минимум на три пожизненных заключения. Так что предлагаю смыться по-тихому в соседний город и не светиться ни перед столичной стражей, ни перед уголовниками, ни перед королем. Мы ему вроде бы тоже угрожали.
— Обалдеть. А с тобой и впрямь весело.
— Спасибо, но благодарить стоит скорее его.
Поворачиваю голову и смотрю на спящего неподалеку Федю. Тот и не думал просыпаться ни когда мы перетаскивали его к реке, ни когда разводили костер, ни в ответ на мои вопли, срифмованные в строчки будущего хита. Ну и ладно. Успеем еще набегаться, когда он проснется и снова что-нибудь учудит.
ГЛАВА 14
Итак, мы в лесу, невдалеке от города. Без денег, вещей и еды. Все, что у нас есть: куртки, рубашки и пара штанов. Светлый, кстати, захватил всего один сапог и теперь мучается, вспоминая, где посеял второй.
— Я волка нашел! Дохлого.
— От чего он умер?
— Откуда я знаю? Тебя небось увидел и помер.
— При чем тут я? Светлые эльфы издревле были хранителями мира и процветания на земле. Ой, гоблин проснулся.
Гоблин обводит нас мутными красными глазами и изрекает:
— Федя хочет пить!
— Вот и хоти себе дальше, — отвечаю зло.
— Друг напоит Федю. И вымоет. Правда же? Федя хочет буль-бульк!
— Слышишь? Твой друг просит его искупать. Вперед! А я пока волчару освежую.
— Не смей! Мы его похороним и воздадим ему почести.
— Ты похоронишь мясо, если захочешь. Шкуру я себе оставлю.
— Я тебе не позволю.
— Федя хочет буль-бу-ульк!
— Отстань. А-а-а!
— Что там?
— Эта зараза укусила меня за ногу!
— Сочувствую. Думаю, лучше тебе его выкупать.
— Ага, щас!
— Ну как знаешь.
Полчаса спустя довольный мокрый гоблин сидит у костра. Голодный, мокрый и очень злой Аид, с которым решили поиграть в воде, навернул туда Федю вместе с одеждой — теперь он сидит неподалеку и ненавидит весь мир. Я уплетаю ягоды, которые насобирал. Ягоды съедобные, но очень горькие и вяжущие. А это значит, что их еще и фиг проглотишь.
— Феде плохо. Расскажи что-нибудь смешное.
На колени к Аиду залезает существо с огромными, полными надежды глазами.
— А я-то тут при чем? — говорит светлый и пристально смотрит в мою сторону.
Я же, безмятежно улыбаясь, поглаживаю свой распухший живот и допиваю настой из трав, наблюдая сию дивную сцену.
— Друг должен помочь Феде!
— А ведь он прав, Аид. Друзья именно так и поступают. А еще чешут спинку перед сном, целуют в лобик, делятся своим плащом и спят под одним одеялом.
На меня посмотрели две пары глаз. Одни — счастливые, вторые — злобные.
— Ничего подобного друзья не делают!
Глаза Феди наполняются слезами. В следующий момент Аид начинает странно подергиваться и усиленно чесаться.
— Что это с тобой?
— Меня… словно током бьет.
— Феде плохо. Федя хочет ска-азку-у-у…
— О-о-ой. Черт, это он бьется током!
Пытаемся отодрать Федора от себя, но проще выдрать пень из земли без подручных средств. По телу Аида и впрямь пляшут голубые молнии. А в следующий момент раздается треск, и чуть дымящийся эльф остается сидеть посреди выжженного куска земли. Волосы встают дыбом, глаз дергается, а пальцы скребут землю.
— Ну и ну. Я слышал, что гоблины, способные генерировать такой заряд, встречаются крайне редко. А те, которые могут создать шаровую молнию, и вовсе ценятся на вес золота. Небось его свои же за это и выперли.
— У… убери… его… от меня! — хрипит Аид.
Фыркаю и беру Федю за шкирку, пытаясь отодрать гоблина от эльфа. Но тот держит друга мертвой хваткой, злобно шипит и пытается укусить. Такое ощущение, что его проще убить, чем отцепить от Аида.
— Федя, да отпусти же ты его. Я расскажу тебе сказку.
— Друг расскажет! Не хочу твои сказки!
