И тишина… Странно, что я все еще не слышу криков и топота ног. Или стражу тоже задержали дыры в полу?
И тут вижу — труп шевелится.
Я замираю.
Крыса? Что здесь делать крысам? Есть-то здесь нечего.
Труп снова шевелится и кое-как садится. Выдыхаю, сообразив, что это не труп. Это существо все еще живо, я надеюсь. Вот только умёртвия мне сейчас и не хватало.
— Ты кто? — Хриплый голос, словно ножом, бьет по натянутым нервам.
Раздумываю, стоит ответить или просто уйти? Хотя хуже не будет. Оно еле живое и почти вмуровано в эту стену.
— Фтор.
— Зачем пришел?
— За золотом.
Смотрит на меня. От этого взгляда мне сильно не по себе. Так же смотрел мой брат: холодно, безразлично, расчетливо. И убивал — без эмоций и по любому поводу.
— Здесь нет золота.
— Я уже догадался.
— Освободи меня.
Логично. Только вот стоит ли?
— За что тебя приковали?
— Не знаю.
— А как давно?
— Я здесь с тех пор, как мне исполнилось семь…
Вот это да. Тяжело. А ведь на вид существу уже явно намного больше. Как только разговаривать не разучилось?
— Ну и зачем мне тебя освобождать?
— Я дам тебе золото. Много зелота.
— Если бы оно у тебя было, ты вряд ли бы здесь оказался.
— Оно у меня будет.
— Как это?
— Увидишь.
Отличные перспективы. Звучит заманчиво, вот только хлопот потом не оберешься. Башня зачарована, а он может оказаться очень сильным колдуном, обозлившимся на весь мир и сошедшим с ума за годы заточения. Еще разрушит город, устроит пару катаклизмов… а оно мне надо? Я вообще пацифист.
— Прости, нет.
— Почему?
— Не хочу.
Он молчит. Я же встаю, морщась от боли в руке, и уже почти выхожу обратно в коридор, когда меня останавливает его вопрос:
— Хочешь, вылечу твою руку?
Я заинтересованно оборачиваюсь.
В темной вонючей комнате прикованный стене изможденный узник кажется таким жалким…
— Твоя рука. Она сломана. Ты не выйдешь отсюда. Тебя поймают. — Рубленые, отрывочные предложения. Хриплый голос. Словно он заново учится говорить.
— Кто? За все время, которое я нахожусь здесь, мне не встретилось ни одного стражника. Может, и не встретится.
— Они боятся заходить в башню. Но будут ждать снаружи.
— И чего они боятся?
— Меня.
Усмехаюсь, придерживаю руку и чувствую себя героем человеческой трагедии. Я — спасатель, который не хочет спасать. Он — узник, которому надоело ждать. А вместе мы странная парочка, чьи пути случайно пересеклись.
И тем не менее мне почему-то вспоминаются слова Аида о том, что мы, барды, горазды только со стороны наблюдать, а вот лезть в гущу событий — увольте. В душе тут же отзываются обида и недовольство, а мысль как-то неожиданно идет в новом направлении.
Что ж. Может, пора показать, какие темные эльфы на самом деле…
Я все-таки ухожу. Недалеко, в соседнюю комнату — там окно. Мне нужно подумать и оценить обстановку. Снаружи… творится нечто. Куча народа: люди, гномы — все столпились вокруг башни и ждут, собственно, меня. Слышу звон оружия, гул собравшихся людей, вижу многочисленные фонари с кристаллами внутри, которые стража принесла с собой.
Так… спуститься со сломанной рукой вниз по внешней стене — не смогу. Перепрыгивать через проломы в полу на каждом витке извивающегося серпантином пола — тоже. А даже если и смогу, снаружи меня ждет горячий прием. И если я не ошибся, то в толпе мелькнула пара острых ушей… Я не пройду.
Кусаю губу, чувствую вкус крови и напряженно думаю о том, как найти выход. Может, они сами разойдутся? Или спрятаться в одну из камер? Или сдаться, на худой конец? А что? Скажу, что турист. Гулял, забрел не туда, случайно сломал дверь в камеру опасного преступника… Нет, это издевательство какое-то, а не отговорка. Вот влип-то!
Рука… если бы была цела рука, я бы сполз по стене и смешался с толпой. Уходить от погони у меня всегда получалось.
Делать нечего — вернулся.
— Ты сказал, что можешь вылечить мне руку.
Груда лохмотьев вздрагивает и поворачивается ко мне. Следует медленный кивок.
— Отлично, тогда лечи.
Подхожу ближе и встаю перед ним на колено, стараюсь предугадать малейший признак агрессии. Мышцы на спине напрягаются, уши плотно прижимаются к голове… Надеюсь, не умрет до того, как я исцелюсь.
— Я… мне требуется снять ошейник.
— Для этого мне нужны две рабочие руки.
— Если вылечу — освободишь?
— От цепей? Что ж, пусть это будет плата за услугу. Но дальше я тебе не помощник.
— Ясно. Дай мне руку.
Сжимаю зубы и сажусь на пол. Чувствую, что я об этом еще не раз пожалею.
Холодные у него руки. А ногти все обломаны и в крови. Ладони — тоже, на них заметны мелкие ранки в форме полумесяцев. Видимо, когда я ушел, он так сжал кулаки, что проткнул кожу ногтями.
Чужие пальцы ложатся на место перелома и легонько его сжимают. Терплю, наблюдаю, готов вырваться в любой момент.
Минуту ничего не происходит, слышится только надсадное дыхание узника. Потом через его пальцы идет тепло, а перелом начинает ныть сильнее.
Отворачиваюсь и закрываю глаза. Мать говорила, что наблюдать за колдовством нельзя — можно ослепнуть.
Через полчаса рука перестает болеть.
— Долго еще?
— Если бы не ошейник, все прошло бы быстрее. Я… трачу много сил, чтобы накормить и его и тебя.
— Накормить?
— Магия.
Судя по голосу, он и впрямь сильно устал.
— Надо же. — Сгибаю и разгибаю руку. — Как новенькая. Спасибо. Ну а теперь время выполнить обещанное.
Узник как-то уменьшается и гремит цепями. Пожимаю плечами, наклоняюсь и вставляю лезвие последнего оставшегося стилета в небольшую щель замка. Рывок, и вот уже металл, звякнув, падает на пол, поблескивая окрашенными каплями крови краями. Так, а теперь кандалы…
Проще не бывает. Все — он свободен.
— Ну бывай.
В штанину цепляется трясущаяся рука, покрытая нарывами и старыми шрамами. Нехило эти кандалы ему натирали.
— Возьми… меня с собой.
— Уговор был только о том, чтобы я освободил тебя от оков. Да мне и самому-то уйти теперь не так-то просто.
