Я же шепчу слова, которые услышал однажды от кого-то из моих очень и очень дальних родственников, и с тех пор они отпечатались в моей крови.
Вся магия. Все волшебство. Все знания… Нам, темным перворожденным, не нужно учиться всю жизнь, дабы запомнить лишь жалкие крохи того, что накоплено родом за последние несколько поколений. Все это в моей крови. Именно поэтому мы женимся только на темных. И именно поэтому мы должны оставлять потомство. Как можно больше потомства.
Я убираю руку. Воздух снова становится прозрачным, а обиженное пламя с гудением поднимается вверх, облизывает трубу дымохода и снова занимает утерянные позиции.
Барон сидит, хрипло дышит, держась за горло и зажимая три неглубоких пореза.
— На ваших щеках уже проступает румянец. Боль уходит с каждым вздохом. Каждые полтора часа к вам будет возвращаться год вашей жизни.
В дверь молотят кулаком. Слышатся крики прислуги. Зовут барона.
Оборачиваюсь и усмехаюсь:
— Баронесса… очнулась.
Барон выходит из комнаты первым. Я иду следом. Снаружи уже стоят трое слуг. Темноволосый молодой человек испуганно лепечет, что ее милости внезапно стало плохо и она громит верхний этаж.
Наверху и впрямь происходит нечто невероятное. Слышны грохот, шум отодвигаемой мебели, визги и звуки ударов. То и дело что-то разбивается или скатывается по ступеням.
— Она в ярости.
Барон даже не оглядывается. Он идет вверх по ступеням — медленно и спокойно.
— Господин! У нас еще один посетитель!
— Гони всех в шею.
— Но это… он уже внутри.
Оборачиваюсь и ошарашенно смотрю на Аида, стоящего у подножия лестницы и с интересом изучающего ошеломленное выражение моего лица.
Барон машет рукой и просит всех оставить его в покое. После чего продолжает подъем. Он бледен, руки сжаты в кулаки, его слегка трясет.
Светлый подходит ко мне. Я усмехаюсь и щурю глаза.
— Неужели стало настолько скучно?
— Без тебя всегда скучно, — кивает этот гад и треплет меня по голове, как ребенка. После чего проходит мимо и продолжает подниматься по правую руку от барона.
Задумчиво смотрю ему вслед. Я думал… он не придет.
Баронесса не просто в ярости. Она себя вообще не контролирует. И в данный момент летает между комнатами, изредка взмывает к потолку, цепляется за мебель, швыряется ею и визжит, как сирена, которой прищемили хвост. Милое пухлое личико обезобразила ненависть, глаза налились кровью, из скрюченных пальцев вылезли длинные кривые когти, а уши заострились и обвисли, словно весь хрящ из ушных раковин исчез, оставив две бесполезные тряпочки.
— Марго! — Барон останавливается посреди холла и протягивает к ней руки. — Марго! Иди сюда! Спускайся! Марго, я все исправлю, не плачь, солнышко.
Женщина его не слышит. Мимо барона пролетает двухметровая ваза и, врезавшись в ступени лестницы, осыпается вниз градом осколков.
— А он и впрямь ее любил. — Аид стоит рядом, сунув руки в карманы, и следит за женщиной. — Советую тебе быстрее заканчивать. Иначе минут через пять она придет в себя и сможет внятно говорить. После этого барон тебя слушать не станет, это точно.
— Потому что любит?
— Именно. На нем очень сильные приворотные чары. Их ты снять не смог.
— И уже не смогу. С меня пока хватит и одного заклятия.
— Тогда береги барона, а с ней разделаюсь я.
— Почему ты?
— Ты же наверняка пообещал защиту. А значит, не можешь оставить его одного.
Мне подмигивают. Вынимают из-за пояса два длинных кинжала и тонкую серебряную цепочку с браслетами на концах.
— Она не даст это на себя надеть.
— Посмотрим.
В барона швыряют креслом. Приходится отвлечься, чтобы откинуть его с траектории полета мебели, иначе заказчика мы лишимся точно.
Аид в это время куда-то исчезает. То ли он прошел в другую комнату, то ли спустился на первый этаж.
Три минуты в нас швыряют всем подряд. Она разобралась в том, кто главный виновник ее стресса, и не скупится на предметы мебели. У меня даже руки болят от того количества метательных снарядов, которые приходится отражать. Барон при этом помогать мне и не думает. Он все зовет ее по имени и умоляет успокоиться. И это притом, что ее лицо назвать человеческим или милым уже очень и очень сложно. Сморщенное, покрытое взбухшими линиями вен, с алыми от лопнувших сосудов глазами и слюной, брызжущей изо рта… Короче, зрелище не для слабонервных.
Но ничего. Как только сил у нее поубавится — заклятие приворота растает само собой. Без подпитки она лишится чар. Заклятие красоты, к примеру, уже осыпалось с ее плеч черной золой.
— Марго! Марго, не надо! Иди ко мне! Прости, Марго! Я… я не знал.
Ведьма замирает где-то под потолком, вцепившись в него когтями на руках и на ногах и немыслимо вывернув шею для того, чтобы видеть барона. Зрелище — ужасает.
— Марго… солнышко, ну что же ты испугалась?
Тихий, надсадный свист, видимо, является попыткой ответить.
— Я тоже испугался. Иди ко мне, милая. Иди.
Удар. Она падает на пол, но тут же поднимается на четвереньки и очень быстро ползет к нам. Я бы даже сказал, чересчур быстро. Движения рук и ног, у которых к тому же появляется по одному лишнему суставу, почти невозможно заметить.
За миг до того, как ведьма бросается на барона, я встаю между ними.
Она замирает, дрожит и с ненавистью смотрит на меня. Ее глаза закатываются, и между век видны только белки. Изо рта стекает вязкая вонючая слюна. Окровавленные пальцы с когтями на концах непрерывно скребут по полу.
— Если не хочешь сдохнуть — уходи.
За спиной слышатся звук удара и вскрик барона. Оборачиваюсь и удивленно смотрю на Аида, который стоит над бароном и выкручивает его руку, заведенную далеко за спину, — в руке человека небольшой кинжал.
— Какого лешего подставляешь спину?
Он меня чуть не ударил? Растерянно смотрю на искривленное ненавистью лицо человека.
— Не отвлекайся!
Трекшест, Марго. Я успел поставить блок, и ее когти сомкнулись не на шее, а на руке. И все равно приятного в этом мало. И это больно! Очень.
— Не калечь ее, иначе взбесятся оба.
— Они и так не слишком спокойные. — Пытаюсь отцепить от себя беснующуюся ведьму, одновременно защищая жизненно важные органы.
— На-ка, надень на нее это.
На плечо падают браслеты. Ускоряясь, хватаю их свободной рукой, и за миг до того, как ведьма успевает вонзить когти в мое лицо, надеваю браслеты на ее руки.
