— Ты не мог бы через Тайрана выяснить ситуацию с восставшими в тех краях? — то ли попросила, то ли приказала немертвая. — Я не хочу постоянно отвлекать из Талеи Латама и Зервана, они нужны мне здесь.
— Конечно, я переговорю с учителем, — кивнул Хастин.
— Прекрасно. Тогда второй вопрос… — Девушка задумчиво покачала бокалом, пытаясь найти точную формулировку. — После той драки я стала намного сильнее. Намного. Мне реже нужна кровь, я не так остро нуждаюсь в дневном сне, использование моих способностей теперь не требует постоянной подпитки. Причем энергетика выросла резко, скачком. У тебя есть какие-нибудь предположения, чем это вызвано?
Маг подался вперед:
— Ты перешла на новую ступень?
— Не знаю, — нерешительно сказала Селеста. — Мне казалось, переход должен идти постепенно.
— Не обязательно. — Глаза у Хастина горели фанатичным огнем. — У меня, Медеи или Зервана процесс идет постепенно, но в случае особых обстоятельств организм может ускорить вторую инициацию. Ты часто в последнее время использовала способности на пределе?
— В общем-то часто, — прикинула госпожа. — Сначала ловила земляную гидру под Сувалками, потом в Барди произошло несколько столкновений с местными, в Ласкарисе тоже выложиться пришлось… Думаешь, это связано?
— Скорее всего.
Теорию «этапов становления» маги сформулировали примерно лет через десять после начала изучения феномена восставания. Экспериментировали на Хастине. Он сам добровольно предложил себя в качестве объекта отработки появившихся идей, что было расценено большинством его тогдашних знакомых как нечто среднее между безумием и подвигом. В результате исследований на немертвом ученике великий Тайран выдвинул гипотезу, что вампиры — тогда это слово служило чем-то вроде термина, обозначающего сохранивших разум восставших, — подобно остальной нежити, могут со временем эволюционировать до более живучих и устойчивых к воздействию внешней среды организмов. Практика вроде бы подтверждала теорию. Более старые восставшие, помнившие еще времена до Чумы, превосходили своих молодых собратьев в скорости, физической силе, меньше нуждались в крови и лучше переносили воздействие солнечного света. Кроме того, с течением времени они постепенно начинали овладевать некой специфической формой прямого воздействия на реальность, которую за неимением подходящей терминологии назвали просто вампирскими способностями. Хотели назвать «магией крови», но пришли к выводу, что это не магия, то есть присущий отдельным представителям вида дар работы с энергетикой, а некая родовая особенность. Хамелеон меняет цвет, кобра жалит ядом, вампиры используют часть отнятой энергии не только для выживания. Селеста, к примеру, могла подавить чужую волю, Зерван на минуты становился в разы сильнее, Медея завораживала игрой голоса и движениями тела.
Что будет дальше, мнения расходились. Тайран предполагал, что развитие каждого конкретного восставшего происходит плавно, изменения накапливаются понемногу. Хастин считал иначе. По его версии, вампир действительно эволюционирует медленно, но только до определенного предела. В какой-то момент количественные мутации переходят в качественные, и организм приобретает совершенно новые свойства. Заранее предсказать, какие конкретно, никто из сторонников Хастина не мог, зато маги вывели ряд закономерностей и составили несколько методик, в теории позволяющих достичь состояния «высшего» как можно скорее. Теория теорией, однако развивать уже существующие способности молодняку действительно стало проще.
— Ты не могла бы приходить почаще? — Лицо кровососа и чародея приобрело черты, характерные для выпрашивающей мисочку молочка кошечки. — Я бы провел пару замеров…
Веками руководя довольно специфическим контингентом, Селеста твердо усвоила одну мудрость: не можешь предотвратить — возглавь! Стоит Хастину услышать сейчас отказ — и он выкинет такое, по сравнению с чем грядущие неудобства и потерянное время покажутся мелким хулиганством. Поэтому нужно соглашаться, благо есть возможность выставить свои условия.
— Хорошо, но свои танцы с бубном проводи здесь. Академию посещать не стану.
Хастин закивал, хотя упоминание о неудачной попытке призвать духов стихий и заставило его слегка поморщиться.
— И Тайрану пока что ничего не говори. Вот когда появятся очевидные результаты, тогда можно будет сделать доклад.
«А до тех пор пройдет немало времени, и неизвестно, где мы все будем и в каком состоянии».
— К ректору сейчас лучше вообще не подходить. — Хастин уже рылся в шкафу, извлекая во тьму божию подозрительно выглядящие предметы. — У него во дворце серьезные проблемы. Ходят слухи, Сын Моря изволил гневаться, назвал Академию оплотом Тьмы и даже выражал желание ее закрыть.
— Надеюсь, его отговорили от этой глупости?
— Да, но позиции благословленного Тайрана пошатнулись. Все, я готов.
Пока темный маг производил сложные манипуляции с приборами, замеряя и записывая показатели ауры, предводительница размышляла над полученной информацией. Значит, у чародеев проблемы. Плохо. Академия всегда выступала защитницей и союзником восставших, не из дружелюбия, но полагая глупым избавляться от ценных слуг из одних только религиозных мотивов. Впрочем, фактор определенной общности интересов сбрасывать со счетов тоже нельзя — у них одни враги. Храмы, фанатики света, желающие избавиться от любых проявлений колдовства мелкие феодалы.
Селеста со скепсисом осмотрела деревянную палочку, которой Хастин водил вокруг ее головы, но никак его методов комментировать не стала. Зато уточнила:
— И кто же убедил нашего мудрого короля не губить наследия предков?
— Канцлер, — отстраненно ответил маг. Все его внимание занимал эксперимент. — Великий канцлер Ракава.
Ночь. Перегороженные рогатками улицы. Дома, с наступлением темноты превращающиеся в молчаливые крепости. Немногочисленные группы прохожих с факелами, подозрительно зыркающих по сторонам и покрепче сжимающих в руках окованные железом дубинки или другое оружие. Таков теперь Нижний город.
А ведь еще пятнадцать лет назад Талея была иной. Более открытой, мирной, дружелюбной. Общины ремесленников не организовывали собственных дружин, чтобы защитить покой семей от наводнивших столицу банд; обедневшие люди не перебирались в Гнойник, увеличивая и без того немалую нищету, берясь за любую работу, все равно, законную или нет. Стражники, и в прежние годы редко выбиравшиеся за пределы Верхнего города, сейчас присматривали только за особняками аристократов и жрецов, предоставив остальные кварталы их собственной судьбе. И, откровенно говоря, мировоззрением и способом добычи пропитания достойные охранители порядка совсем не отличались от бандитов. Стражи боялись даже больше. Трупы находили куда чаще, на базарах в открытую торговали дурманом или темными артефактами. В порту швартовались неизвестно чьи корабли, с которых тюками выгружались идущие в обход таможни товары. Количество притонов, в которых можно было купить дешевой отравы или снять за смешные деньги потасканную шлюху, возросло едва ли не втрое.
