Кроме того, на другой чаше весов находится Строгая Церковь и Божественное вмешательство. Равновесие, чтоб его!.. Тот, кем я был до того, как стать Пауком, не особо тяготел к философии, но он разделял черное и белое и старался по мере возможности быть на светлой стороне. Для Паука все стало гораздо проще. Он просто смешал краски. Мир Паука — серый, хотя и в нем нашлось место глубоким и мрачным теням.
— Мессир, могу я предложить вам этих… э… чудесных черных цыплят. — Торговец на глаз оценил мой достаток и предложил самый никчемный товар. — Их кровь умилостивит духов!
— Агнец! — сказал я хрипло, — Мне нужен агнец. Белый. Без единого пятнышка. Еще сосущий мать.
— Э… могу я посмотреть на деньги?
Я снял золотую цепь (усач, должно быть, до сих пор в беспамятстве) и бросил торговцу.
— Твое!
— Хм,…- покрутил головой толстяк.
Дворянин, добровольно расстающийся со знаком своего благородного происхождения? Небывалый случай!
Впрочем, босые и татуированные дворяне, наверное, случай куда более небывалый. Но золото не имеет запаха. У него другое свойство — липнуть к рукам.
— Весьма щедрая плата, мессир! Так платят короли! Могу я предложить еще что-нибудь? Есть свежая кровь девственницы. Никакого насилия, все по уговору! За четверть пинты я возьму…
— На алтарь! — приказал я. — Где твои подручные? Пусть тащат его на алтарь.
Не оборачиваясь, я захромал к храму. Прислужник у входа — плечистый горбун с лицом идиота — услужливо распахнул дверь. Даже сломанный нос не помешал мне почувствовать исходящую от него вонь трупного разложения. Зомби. Похоже, у Черной Церкви в Китаре дела идут совсем плохо, если она не может позволить себе даже живого привратника.
Внутри было мрачно, сыро и душно. И снова запахи оказались достаточно сильными, и я смог их учуять — несло серой, гнилью, горелым мясом. В воздухе витали эманации боли, страдания, животной одержимости и низменных страстей. Толстые свечи на шестирогих подсвечниках сильно чадили. Это, конечно, не был чистый трупный воск, но без него не обошлось.
Ко мне подошли двое в черных одеждах. Под капюшонами виднелись традиционные для Черной Церкви символы — треснувшие серебряные пентаграммы. Странно, что металл, губительный для Тьмы, так привлекает ее служителей. В лучах пентаграммы заключены простые мистические знаки, складывающиеся в шестой символ — одновременно заклинание и одно из Неназываемых Имен.
— Что привело тебя к нам, брат мой? — Голос, донесшийся из-под капюшона, был ровным и холодным.
Ни участия, ни радости, ни желания помочь — исключительно деловые отношения.
— Поиск удовольствий? Желание утолить ненависть? Терзающая душу тоска? Страх, может быть?
— Исцеление плоти! Черная благодать! — выдохнул я.
— О да. Ты страдаешь, брат мой. Тьма не приветствует муки, которые испытывает смертный. Он достоин наслаждения и земных благ, боль же и страдания — удел зверей. Наша Церковь готова помочь тебе… но Герцоги ада не откликнутся на одни только мольбы. Нужна жертва.
Двери скрипнули, и внутрь настороженно вошел подручный торговца — невысокий, хлипкого вида паренек, держащий на руках белого ягненка.
— Твоя жертва радует глаз. А кровь ее будет радовать духов Тьмы. Кому из идолов ты поклоняешься, брат мой?
— Это неважно. Любое из имен — лишь отзвук настоящего Имени. Мне нужна Черная благодать! И быстрее!
Фигура в черном молча направилась вглубь церкви. Следом пошел я. За мной — мальчишка с дрожащим ягненком. Алтарь был накрыт блестящей алой тканью.
— Клади! — приказал я.
Служитель протянул жертвенный нож — с выщербленным лезвием из позеленевшей от времени бронзы. Нож походил на коготь исполинского зверя. Я неуклюже принял его, зажал как мог уцелевшими пальцами и поднял над слабо барахтающимся ягненком.
Парнишка не сводил глаз с искривленного лезвия, готовый отпрыгнуть в любое мгновение. Наверняка ему случалось присутствовать и при человеческих жертвоприношениях. Закон законом, а демонов трудно удовлетворить одной лишь овечьей или бычьей кровью. Тем более что Черная Церковь принесение в жертву «белого козлика» только приветствует и никаким префектам, естественно, не докладывается. По закону — казнят тех, по чьему желанию человеческая жертва приносилась, и тех, кто непосредственно умерщвлял. Служители Церкви наказанию не подлежат. Они — под особым покровительством.
— …и одари меня Черной благодатью; верни силу рукам и ногам моим, дабы мог я воздать тебе; исцели мои хвори и Раны, дабы мог я умножить число их, твоей милостью неся смерть и увечье… — нараспев гнусавил служитель, и я повторял за ним слово в слово.
Черная благодать исцеляет тело, но обрекает душу на веч ные муки. Но мне было наплевать. Однажды заложив душу Мастерам Сагаразад-Каддаха, я привык использовать ее как разменную монету. Кому она достанется в конечном итоге… кто знает? Думать об этом было страшно, поэтому я и не думал.
Вслед за служителем назвав имя шестого Герцога ада, я опустил нож, попытавшись при этом задеть и руку мальчишки. Человеческая кровь, даже если ее мало, лишней не будет. Но гаденыш был начеку и ловко отпрыгнул в сторону. Не дожидаясь окончания ритуала, он выбежал прочь из храма.
Разумно. Зачем искушать судьбу?
Лезвие легко перерезало горло, ягненок задрыгал ножками. Кровь лилась на алое, но на ткани не оставалось и пятнышка. Вся кровь до капли уходила в материю и исчезала без следа. Агнец наконец затих.
Жертва принесена.
Я замер, ожидая ответа. Время тянулось медленно и тягуче, будто смола. Тьма может и отказать в благословении, тем более что душу я продаю не в первый раз.
Сердце отбивало удар за ударом, ничего не происходило, только боль продолжала терзать тело. Кружилась голова, перед глазами прыгали пятна.
— Увы, Герцоги не видят в тебе достоинств, позволяющих заплатить за Черную благодать, брат мой, — развел руками служитель.
И осекся.
Сначала было липкое прикосновение к спине. Потом огненный столп, в который на мгновение превратился мой хребет. И невыносимая боль, с которой осколки костей начали двигаться в теле, складываясь один к другому, словно кусочки бесовской головоломки, разрывая на своем пути связки и мышцы, которые тут же срастались заново. Тело мялось и корчилось куском глины в пальцах гончара. Невидимые пальцы ухватили меня за сломанный нос и с силой дернули, вправляя хрящи. На глаза навернулись слезы.
Судороги сотрясали меня, и я кричал, не стесняясь. Так должно быть. Черная Церковь на том и стоит — боль, страх и смерть.
Жар охватил меня, обжигающими пульсирующими волнами прокатился с головы до ног. Кровоподтеки исчезали, раны зарастали, шрамы рубцевались. В искалеченное тело возвращалась былая сила и жизнь.
— Да. Да! ДА!!!
