— Что?
— Что?!
— Что?!!
Три возгласа прозвучали одновременно.
— Лютеция пошла на нарушение Нееловского пакта?! — Витольд Кайер стиснул подлокотники кресла так, что побелели ногти.
— Ни один вассал Ура, Лютеции, Тортар-Эреба или Фронтира не смеет препятствовать ордену! Это измена всему человечеству! — Ад'Тар вскочил. — Да мы!.. Да я!..
Магистр поднял руку, призывая к тишине. Кайер замолчал, барабаня пальцами по резному дереву. Человек-медведь долго бурчал и дергал завязки церемониального плаща, словно они душили его, но, наконец успокоился.
— Обвинение барона фон Талька в нарушении Нееловского пакта, дарующего ордену неприкосновенность и неподвластность ни одному из смертных владык, — серьезное обвинение. Для этого нужны достаточные основания.
— Мессир, боюсь, я располагаю таковыми, — просто сказал Кастор.
…Паромщик пробовал каждую монету на зуб, взвешивал на ладони, ощупывал мозолистыми пальцами, проверяя, не обрезаны ли края. Кастор ди Тулл следил за ним с плохо скрытым раздражением. Из всех своих спутников он единственный сохранил достаточно сил для того, чтобы злиться. Девушка по имени Яна (если это действительно было ее имя) бессильно прижалась к широкой спине старшего экзекутора и, кажется, дремала. Брат Тайрик, повязка которого набухла от крови, еле держался в седле. Лицо его приобрело землистый оттенок, а глаза вряд ли что-то видели. Поэтому только ди Туллу и оставалось проявлять недовольство медлительностью паромщика.
Кастор поморщился, вспомнив, как близки они были к провалу. Сначала резня во время уничтожения шабаша; затем бегство через ночной лес; подозрительная деревня, коней в которой удалось купить, только угрожая пистолетом; затем — странные всадники, упорно преследовавшие маленький отряд на протяжении нескольких часов. Тело до сих пор ломило от бешеной скачки. Если бы не утренний туман, молочной пеленой опустившийся на землю, им вряд ли удалось бы избежать участи бедного брата Кловиса… да будут милостивы к нему небеса!
— Подгоняй паром, старый хрыч, — приказал ди Тулл, чувствуя, как саднит горло. — Подгоняй, или, клянусь всеми святыми, ты будешь считать деньги на дне реки!
Лицо паромщика на какой-то миг приобрело угодливое выражение, но затем разгладилось. К удивлению старшего экзекутора, паромщик приосанился:
— А вы не очень-то кулаками размахивайте, господин хороший! Вы тут кто? Как есть чужак, человек прохожий! А мы — местные, люди барона фон Талька, а он своих людей в обиду не дает! Верно я говорю?
Последняя фраза была адресована явно не ди Туллу. В словах паромщика звучало неприкрытое торжество, а взгляд устремился куда-то за спину экзекутора. Кастор оглянулся и обнаружил, что к переправе приближаются несколь ко всадников в коричневых и серых плащах. На плече у каждого отсвечивал какой-то символ, вышитый серебром, но что это за герб, издали было не определить. Полдюжины! Более чем достаточно. И времени на то, чтобы обратиться в бегство, уже не осталось. Не на измученном коне, несущем сразу двух всадников.
Выругавшись, Кастор потянулся к пистолету, но слова паромщика остановили его.
— Щас вам растолкуют, как задирать без причины честных людей. Энто разъезд нашего барона… Видите, как стигмы блестят? А второй всадник, что по правую руку, — брат мужа моей кузины! Смотрите, господин, как бы вам не пришлось извиняться за свои грубости!
Прежде чем развернуть коня, Кастор аккуратно взвел курок, вытянул пистолет из кобуры и опустил на луку седла. Хорошо, порох сухой: он перезарядил оружие на подъезде к парому.
Всадники приблизились. Паромщик торопливо заковылял им навстречу, стаскивая с головы шапку и кланяясь. Но ни старший разъезда, ни родственник не обратили на старика внимания. Взгляды их были прикованы к полумертвым от усталости экзекуторам… и к их «трофею».
Ди Тулл изготовился, предчувствуя недоброе.
— Доброе утро, господа! Мое имя Монтарон, — сказал старший разъезда — невысокий, плотный и кряжистый, как пенек, мужчина с изуродованной шрамом губой. — Я помощник мажордома Боуна и требую предъявить дорожные бумаги и свидетельства об уплате пошлины за право пребывания на землях нашего господина, высокочтимого барона Нерона фон Талька.
— Милостивые судари! — вдруг повысил голос, приплясывая, паромщик. — Милостивые судари, это я, я… прошу защиты!
— Заткнись, По! — прикрикнул «родственник».
Паромщик замолчал, разом скукожившись и став как будто меньше ростом. На лице его застыло выражение обиды.
— Бумаги, милорд! — потребовал Монтарон. — Иначе вам придется поехать с нами.
Демонстрируя серьезность намерений, помощник мажордома опустил руку на эфес шпаги.
Кастор медленным движением — под прицелом шести пар глаз — поднял свободную руку и распустил завязки плаща. Солнце ярко заиграло на символе ордена экзекуторов — Башне, пронзенной сверху тонким мечом, клинок которого изгибался, словно язык пламени.
— Я — Кастор ди Тулл, старший экзекутор ордена Очищающего Пламени. Я исполняю важную миссию и требую от вас участия и помощи. Мне нужны ваши кони и ваши шпаги, мессиры. Уверяю, барон фон Тальк получит соответствующее возмещение от ордена.
Девушка за спиной шевельнулась. Кастор почувствовал, как тонкие руки крепче обнимают его за талию. Убедилась, что экзекутор не собирается причинить ей вред? А может, наконец сообразила, кто увез ее с шабаша, и потому цеплялась за ди Тулла, точно за соломинку.
Вот только стрелять из-за такой хватки будет неудобно.
Монтарон переглянулся с родственником паромщика; в то же мгновение, уловив в этом обмене взглядами приговор, Кастор вскинул пистолет, целя в лицо помощника мажордома. Щелк! С опозданием взметнулись в ответ шесть пистолетов. Пальцы одновременно нажали на спуск, Яна вскрикнула…
Выстрелов не последовало. Все семь пистолетов дали осечку!
Челюсти людей фон Талька поползли вниз, но у ди Тулла не было времени удивляться. Коротко размахнувшись, он швырнул тяжелый, сейчас уже бесполезный пистолет в лицо Монтарона. Вонзил шпоры в бока коня. Животное отчаянно заржало, поднимаясь на дыбы. Девушка обхватила старшего экзекутора с неожиданной силой — Кастор даже задохнулся. На долгий миг конь застыл перед людьми фон Талька, молотя копытами по воздуху. Монтарон, прижимая к окровавленному лицу ладонь, что-то закричал. Щелкнули взводимые заново курки. Родственник паромщика, выхватив шпагу, попытался пырнуть жеребца в живот, но неожиданно сам полетел на землю, одной ногой запутавшись в стремени. Так позорно мог выпасть из седла только желторотый юнец.
К сожалению, брату Тайрику не повезло. Он успел обнажить меч, но полученная рана и двухдневное непрерывное напряжение — бой, резня, погоня — обессилили молодого экзекутора. Он не сумел отразить даже первый выпад, и узкое стальное жало рапиры вошло ему в горло.
Невероятным усилием ди Тулл развернул коня и погнал к обрыву, под которым, крутя водовороты, текла река, до ее поверхности было больше двадцати футов. Конь прыгнул. Вода с оглушительным плеском взметнулась в воздух, на какое-то время скрыв и животное, и седоков от преследователей. Пули зашлепали поверху, и чей-то выстрел угодил в жеребца.
