Анжелика крепко обняла отца:
– Я буду скучать по тебе, папа.
– И я по тебе, дитя мое. Я бы взял тебя с собой, но путешествие будет нелегким.
– Я могу вынести любые трудности.
– И это я знаю, но мне нужно, чтобы ты осталась здесь и управляла моими поместьями. Если я буду постоянно беспокоиться о тебе, не смогу достойно исполнить свой долг.
– В чем заключается этот долг, отец? Так я действительно нужнее здесь или же ты просто не хочешь, чтобы я стала помехой во время очередного священного похода?
Сэр Роберт улыбнулся дочери:
– И то и другое.
Анжелика улыбнулась в ответ, но ее лицо тут же вновь стало серьезным.
– А если ты вдруг увидишь там молодого человека…
– По имени Эндрю?
Ее лицо озарилось счастьем.
– Да, отец! Скажи ему, пусть напишет мне, как обещал. Почему он не отвечает на мои письма, как ты считаешь?
Роберт де Соннак отвел глаза, не желая встречать пристальный взгляд дочери.
– Полагаю, у юноши слишком много дел. К тому же он неграмотен, ты и сама это знаешь. Ему пришлось бы разыскать писца, заплатить ему за составление письма. Сэр Гондемар, вне всякого сомнения, неделями пропадает в пустыне, отважно истребляя сарацин. Если де Блуа все время в центре сражений, то и юный Эндрю не сидит без дела. Нет, у него не хватит времени на письма, дорогая моя. Он все время должен быть возле своего господина на поле брани. К тому же в наши дни нельзя полагаться на гонцов.
– Но по крайней мере одно письмо должно было до него добраться!
– О да, по крайней мере одно… С другой стороны, ты ведь и сама знаешь, сколько невинных душ гибнут по дороге к Святой земле. Мы потеряли тысячи тысяч рыцарей на равнинах Турции. Не совсем наших, правда, ибо я включил в это число отважных воинов из других стран, таких как Венгрия, Богемия…
– Да, отец. Но несмотря на это, всего одно письмо… Тысячи душ не погибают на кораблях. Некоторые – да, но не тысячи ведь!
Роберт глубоко вздохнул, прекрасно зная, почему адресат не получает писем – виной тому был сам рыцарь. Послания его дочери доходили в лучшем случае до Лондонского моста. А сейчас ему предстояло к тому же дать обещание, которое он не собирался выполнять.
– Я сам разыщу юношу, – произнес сэр Роберт, – и лично вручу ему письмо. Составь послание сегодня же, дитя мое, и собственными руками положи в мои седельные сумки.
Глаза Анжелики озарились радостью.
– О, благодарю тебя, отец!
Роберт прикусил губу, мучаясь угрызениями совести и понимая, что рая после смерти ему не видать. Но как можно поручить свою дочь заботам безродного кузнеца, связать ее с ним до конца дней? Может, Анжелика и вбила себе в голову, что влюблена в юношу, – ничего удивительного, он ведь спас ей жизнь. Если честно, Роберт и сам испытывал по отношению к Эндрю безграничную благодарность: тот вытащил его дочь из реки, не дав утонуть. Но с другой стороны, мальчишка получил свою награду. Стал оруженосцем у прославленного рыцаря, получил собственные доспехи и коня, поднялся гораздо выше, чем обычно позволяет столь низкое происхождение. Юный Эндрю не имел права мечтать о большем. И уж точно не для него рука единственной дочери благородного рыцаря! Пройдет время, Анжелика забудет о своей причуде и нелепом увлечении. Она заслуживала лучшего. Богатого и знатного мужа, обладающего властью и весом в обществе. Графа или герцога. Человека, который сможет ее защитить и дать ей все, чего она заслуживает.
– Положи письмо в мою сумку, – пробормотал он, – и я, возможно, смогу передать его мальчику, если встречусь с ним. Ах да, вот еще что: твоя тетушка Элспет прибудет через день после моего отъезда. Будь с ней вежлива и не забывай о хороших манерах, дитя мое. Я знаю, ты находишь мою сестру не слишком приятной компаньонкой, но я назначил ее твоей опекуншей на время моего отсутствия. Ты должна оказывать своей тетушке всю возможную любезность.
Пришел черед Анжелики глубоко вздыхать:
– Но, отец…
– Да, я знаю, но я не мог оставить тебя в одиночестве, и она сама вызвалась приехать сюда.
– Но я ведь не останусь в одиночестве! Есть Рубен…
– Мой престарелый стюард? Можно подумать, я бы оставил тебя под его защитой, Анжелика! Он с трудом видит руку, подсунутую ему под нос! Нет уж, спасибо, твоя тетушка Элспет лучше годится на роль компаньонки. И тебе придется с этим смириться.
Еще один скорбный вздох.
– Да, отец.
Позже сэр Роберт произнес, обращаясь к старине Фоггерти:
– В дороге я попрошу тебя приглядеть за одной из моих седельных сумок.
Старина Фоггерти удивленно изогнул брови:
– Да, господин. Я приглядываю за многими вещами.
– Э-э… кхм… возможно, эта кожаная сумка потеряется где-нибудь в горах Италии.
– Вот как? – с деланым изумлением спросил старина Фоггерти. – В самом деле?
– Это весьма вероятно. Сумка уже старая, ремешок потертый, может лопнуть в любой момент. Очень важно, чтобы ее не потерял я. Если же такая неприятность произойдет с тобой, значит, судьба распорядится по-своему.
– Что ж, сэр, в таком случае нужно позаботиться о том, чтобы в этой сумке не оказалось ничего важного или ценного.
– Совершенно верно. Кое-что будет, возможно, лежать в бумажнике, но об этих вещах можно не беспокоиться.
– В таком случае, сэр, я о них забуду.
– Вот и хорошо.
Двое мужчин разошлись. Пока они беседовали, Анжелика сидела за письменным столом, выполняя задание своего наставника, священника из часовни ее отца. Отец Уильям учил ее английскому, французскому и латыни. Анжелика, как правило, писала письма на смеси всех трех языков – отчасти потому, что была слишком молода, чтобы не похвастаться своими знаниями, отчасти потому, что простые вещи лучше звучали по-английски, а глубочайшие чувства и устремления – по-французски. Латынь же приберегалась для тех случаев, когда требовалось вставить какую-нибудь лаконичную фразу вроде «при прочих равных условиях», ceteris paribus. Она не задумывалась при этом о чувствах бедного адресата Эндрю, который и в английских-то буквах путался. Анжелике не приходило в голову, что юноше придется просить незнакомых людей прочесть ему самые сокровенные ее мысли и пожелания. Она не думала о том, что ему, возможно, придется смущаться и краснеть. Если письмо дойдет до него, что, впрочем, маловероятно, учитывая устроенный сэром
Робертом заговор, Эндрю придется ерзать на месте, пока какой-нибудь дряхлый, обессилевший мудрец будет зачитывать вслух очень и очень личные строки.
Как только отец уехал, Анжелика села за ткацкий станок. Она делала гобелен, чтобы украсить главный зал. В узоры девушка искусно вплела имя своей матери – Изабель. Она сделала это очень продуманно и изощренно, буквы казались лишь частью лесного пейзажа, сплетениями ветвей, скрывающих тайны сердца ее дочери. В центре поляны стоял олень, символизировавший ее отца, ищущий свою спутницу. Но лань ушла навсегда, возможно, пала от рук охотников, и теперь ее друг стоит в лесу, потерянный и одинокий, видя повсюду имя своей избранницы, но не ее саму. Можно подумать, лань на прощание распалась на тысячи образов, и ее душа тонкими лентами оплела ветви деревьев и кустов.
