Эндрю охватило ликование.
По пути в свою комнату юноша забежал к королевскому наставнику, Септимусу Силке, который теперь обучал и его самого.
– Септимус, – произнес юноша, – меня сегодня приняли в орден тамплиеров! Разве это не чудесная новость?
Септимус Силке был худым, изможденным человеком с непропорционально большой головой и длинными светлыми волосами, доходившими до пояса. Он всегда носил бесформенную бархатную шапочку с жалко поникшим пером.
Наставник торжественно кивнул, и обвисшее перо щелкнуло его по узкому носу. Септимус Силке, как всегда, держал в руках охапку свернутых в свитки пергаментов, перевязанных разноцветными лентами. В кармане покоились перья, остатки чернил вновь испещрили пятнами его тунику. На ткани появилась огромная клякса разных оттенков, слившихся в одну лужу, медленно расползавшуюся в стороны.
Увидев это пятно на тунике наставника, Эндрю вспомнил кое-что и произнес:
– Кстати говоря, я бы хотел научиться картам.
– Картам?
– Ну да, узнать форму стран… ты что, не знаешь о том, что существуют такие вещи, как карты и планы?
Септимус хищно оскалился, обнажая зубы.
– Конечно, я знаю, что такое карты и планы, – я ведь ученый. Полагаю, в таком случае вы желаете изучить географию?
– Если карты ее касаются, то да.
– И вдобавок научиться читать и писать?
– Да.
– Если так дальше пойдет, скоро вы попросите меня обучить вас алгебре, и у меня не останется времени на короля!
– Король и так все знает. А что такое алгебра?
– Ветвь математики.
– Наука о деревьях?
– Да нет же, не о деревьях. При чем тут вообще деревья?
– Ты же сам сказал – «ветвь», – указал Эндрю, не без самодовольства отметив, что поймал наставника на слове.
– Забудьте об этом. Алгебра – это набор специальных формул для… О боже правый, вам столько предстоит познать, а все, чего вы хотите, – носиться по пустыне, убивая сарацин. Вы знаете о том, что алгебру изобрели арабы? Должен сказать, это весьма ученый и умный народ. А вы пытаетесь стереть их с лица земли!
– Я вовсе не хочу этого – один из моих лучших друзей араб.
– Все вы так говорите.
– Я спрошу Хасана про алгебру. Узнаю, как именно он ее изобрел.
Септимус Силке тяжело вздохнул:
– Что ж, извольте. А пока расскажите мне, как продвигается ваша самостоятельная работа? Вы уже закончили упражнения по глаголам, существительным и прилагательным?
– Я был слишком занят.
– Снова убивали людей. Что ж, постарайтесь подготовить их в ближайшие два дня, или у нас состоится неприятный разговор с королем.
– Разве ты не хочешь пожелать мне удачи и счастья? – спросил Эндрю. – И поздравить меня?
– Если это то, чего вы действительно желали, то примите мои искренние поздравления.
– Разумеется, именно этого я и желал. Почему должно быть иначе?
Он оставил наставника и вернулся в свою комнату, где сообщил Томасу замечательную новость о своем новом статусе рыцаря храма Соломона.
– Эндрю, – чуть дыша, произнес Томас, услышав об этом, – ты самый счастливый из людей.
– Это и впрямь так, Томас, но не забывай, что теперь ты должен называть меня «сэр», я ведь рыцарь.
– О да, разумеется. Прошу прощения, – произнес Томас, явно расстроенный словами друга. – Я больше не забуду об этом.
Эндрю отправился на прогулку по Иерусалиму в своей новой накидке, чтобы все увидели, каких высот он достиг. Знакомые сердечно поздравляли его. Остальные спешили уступить дорогу. Эндрю старательно избегал встречи с Хасаном – единственным человеком, которого ему сейчас не хотелось бы видеть. Его арабский друг будет недоволен – и Эндрю понимал почему. У сарацин веские причины ненавидеть тамплиеров.
Эндрю привык узнавать все звуки Иерусалима, в котором смешались самые разные национальности и верования. Он просыпался под крики муэдзинов, призывающих мусульман на утреннюю молитву, точно так же, как в деревне под звон церковных колоколов. Здесь тоже держали петухов, собак и гусей, как и в Англии, ревели ослы – но вместе с тем кричали верблюды и ястребы. Иногда женщины принимались громко улюлюкать и завывать – и порой эти крики звучали так жутко, что Эндрю невольно вздрагивал. Некоторые звуки ему нравились, другие казались странными и пугающими.
На улочках города он познакомился с представителями некоторых профессий. Он знал теперь алхимика, кузнеца, оружейника и предсказательницу – всех их он встретил, гуляя вместе с Хасаном. Они приветствовали его как равного, и он искренне наслаждался их вниманием.
Во дворце короля ему симпатизировали рыцари-миряне вроде леди Катерины, единственной женщины-рыцаря в Иерусалиме, а также сэр Джон и другие. Они ценили его общество, поскольку Эндрю порой умудрялся блистать остроумием, к тому же, в силу его возраста, они чувствовали себя вправе опекать юношу. Король Балдуин привязался к нему, потому что молодые люди были одного возраста и обладали схожим складом ума, подшучивали над одними и теми же дворянами – словом, столько же общего, сколько у любых двоих юношей. Они создали собственный клуб для двоих, обмениваясь пикантными историями (разумеется, выдуманными от начала до конца) и втайне от старших ругаясь неприличными словами, которые привели бы всех в негодование. В конце концов, они совсем недавно простились с детством.
Одо де Сент-Аман относился к Эндрю с отстраненной суровостью и начал придумывать для него различные неприятные поручения.
Сначала юноша отправлялся вместе со старшими рыцарями в походы на крепости сарацин или их караваны, иногда на поиски вождей враждебных племен, в ходе которых отряды нередко уничтожали их лагеря. Но Эндрю, твердо намеренный найти себе место в мире тамплиеров, оказался настолько бесстрашным в бою, что его вскоре прозвали новым Александром, великим воином времен древних греков, начавшим покорять другие народы и страны еще юношей.
Таким образом, со временем старшие рыцари начали полагаться на Эндрю в пути. Они быстро узнали, что молодой воин способен найти дорогу даже в самом густом лесу и бескрайней пустыне. Он пересекал горные районы, не боясь заблудиться. Когда дела у отряда шли неважно, Эндрю оставлял их и уходил в пустыню, чтобы спросить совета у «ангела», а затем возвращался и уводил своих людей прочь от опасности. Как-то раз их отряд дошел до самого Египта, и наверняка молодой тамплиер дернул бы за бороду самого Саладина, если бы султан уже не отправился в поход.
Одо оставалось только диву даваться тому, что юноша так быстро завоевал популярность в рядах тамплиеров и в королевском замке. Он, прищурившись, смотрел на Эндрю, вернувшегося из очередного похода, в белой накидке, усеянной брызгами и пятнами крови, с вмятинами в прекрасных доспехах. Ему в очередной раз рассказывали о том, как юноша спас жизнь тому или иному рыцарю, не думая о собственной жизни. Эти истории непременно произвели бы впечатление на магистра, не начни он задумываться о том, откуда у юноши такие способности.
