Великий магистр старался не смотреть, как ест Конрад Валленрод: он слишком глубоко окунал свои волосатые пальцы в общую чашу, вылавливая в подливке жирные куски мяса, и громко чавкал.
После короткого сна Конрад Цольнер не чувствовал облегчения. В постели под пологом было жарко, снилась всякая дрянь. Сидя за столом, он стал вспоминать сны. Он видел собственную душу и рассыпанные на полу деньги ордена из плохого серебра, с крестом на одной стороне. Душа была в легких белых одеждах, но стонала и плакала, стараясь оторвать от себя какие-то черные комочки. Цольнер присмотрелся, и в черных комочках он узнал свои грехи. Ох, много их было! Они вцепились, как пиявки, сосали кровь, и делались все больше и больше…
В мир действительности его вернул пронзительный голос мужчины в черном камзоле с золотым шитьем. Конрад Цольнер хотел прислушаться и понять слова, но мешало чавканье великого маршала.
Когда в зал ввалились ученые медведи с поводырями, а за ними набеленные и раскрашенные плясуньи-девки, великий магистр, а с ним благочестивый капитул и епископы покинули пиршество.
Члены капитула и епископы прошли в малую трапезную дворца доканчивать праздник, а Конрад Цольнер вернулся в опочивальню. Рыцари-телохранители оставили его у порога. Один из них встал у дверей.
Конрад Цольнер долго искал в большой связке ключ с двойной бородкой. Отыскав, открыл железные двери в стене, прикрывавшие глубокую нишу с маленьким слуховым оконцем, и припал к нему ухом. Он сразу различил пронзительный голос одноухого гостя в черном камзоле.
— Если ее величество королева Маргарита прикажет, ни одно судно не пройдет через проливы.
— Так ли, господин? — ответил кто-то ему. — У немецкого ордена много кораблей, а у ганзейских городов еще больше. Они дадут вам бой.
— Если ее величество королева Маргарита нам прикажет, — продолжал безухий, — мы свяжем все корабли ордена и корабли ганзейских городов одной веревкой и приведем к ее прелестным ножкам. От Бельта и Зунда до Рюгена и Борнхольма мы властелины моря.
Унизанная кольцами рука великого магистра сжалась.
«Мерзкий хвастун! — подумал он. — Однако следует этой распутной женщине Маргарите укоротить рога».
Конрад Цольнер пошевелил пальцами, любуясь блеском алмазов на золотом кольце великих магистров.
Шум в зале усиливался. Пьяные гости горланили на все голоса. Слышались удары барабана и звон бубенчиков. Ревели медведи, взвизгивали женщины.
Каждый раз, услышав женский визг, великий магистр шептал, вспоминая разбухшую пиявку на своей душе:
— О женщины, женщины…
— От Бельта и Зунда до Рюгена и Борнхольма мы властелины моря! — опять произнес пронзительный голос.
Раздалась песня, заглушившая пьяный шум; ее пел опять тот же господин с пронзительным голосом: Синий флаг развевается, Мы плывем туда, где есть купец, Смерть и огонь. Отдай, купец, господу богу свою душу, А все, что имеешь, отдай нам.
Великий магистр помянул дьявола, прочитал семь раз «Отче наш», выполз из ниши и улегся на мягкое ложе под парчовым шатром.
Глава пятая. ПОВИНОВАТЬСЯ С ГОРДОСТЬЮ, ПОВЕЛЕВАТЬ СО СМИРЕНИЕМ
Узнав о вероломном поступке Яноша Мазовецкого, Витовт поскакал в Черн, но на половине пути раздумал. «Разве в моем положении можно ссориться с человеком, приютившим в тяжелое время? Как повернутся дела, трудно предугадать. Не будет ли разумнее оставить пока все как есть? А братец Ягайла? Вот о ком не надо забывать. Но что можно сделать, — продолжал он размышлять, — у кого просить помощи? Жемайтские кунигасы встанут за меня, но их мало, а Ягайла, как всегда, призовет в свое войско русских. Остаются немецкие рыцари. С их помощью, если умно повести дело, можно отомстить. Уговорить великого магистра и вместе с ним напасть на Литву. Но честно ли просить помощи у извечного врага?.. Против Ягайлы можно объединиться даже с немцами, — решил князь, тряхнув головой, — ведь он не постеснялся… Ах, Ягайла, Ягайла! — Чем больше думал о нем Витовт, тем больше распалялся. — Не может быть двух ног в одном сапоге, двух медведей в берлоге, не может быть в Литве двух великих князей!»
— Ануся, — обернулся он к жене; их кони шли бок о бок.
— Что, мой супруг? — Княгиня Анна давно заметила перемену в настроении мужа и ждала разговора.
— Ты продолжай путь. Благодари Яноша, ведь он для нас захватил у Ягайлы Мельник и Дрогичин. — На словах «для нас» Витовт сделал ударение.
Княгиня Анна с удивлением посмотрела на него:
— Но, мой супруг…
— Так нужно, Ануся. Ведь Янош говорил именно так. Поверим ему, не навсегда, а на время. Попрощаемся — я еду обратно в Мариенбург, а ты побудь в Черне у моей сестры… Береги себя, Ануся. С тобой поедут бояре.
— Что ты задумал? — встревожилась княгиня, зная неугомонный характер мужа.
— Постараюсь уговорить великого магистра. Если все пойдет хорошо, я пошлю за тобой, если нет — вернусь к Яношу. Цольнеру преподнесу наши драгоценности, те, что в костяной шкатулке, — добавил он. — Говорят, старый петух любит подарки.
— Хорошо, мой супруг, — вздохнув, сказала Анна.
— Я скоро вернусь.
— Буду ждать тебя. — На глазах княгини выступили слезы. — Мыслями я буду там, где ты будешь.
Витовт молча прижал ее к груди.
Кликнув слуг, он повернул коня и, не оборачиваясь, поскакал по ухабистой дороге.
В голове трокского князя вертелись невеселые мысли. Он вспомнил дни, проведенные в башне Кревского замка. Его, как простого вора, заковали в наручники и приговорили к смерти. Из-за болезни казнь отложили. Княгиня Анна ежедневно навещала больного мужа вместе с верной служанкой Еленой. Когда Витовт почувствовал себя лучше и смог вставать с постели, служанка предложила князю переодеться в ее платье и, обманув стражу, выйти за стену крепости. Вечером в сгустившейся темноте князь в женской одежде прошел с княгиней Анной мимо стражи. За крепостным валом их ждали лошади… Бедная Елена, она три дня не вставала с постели, притворяясь больной. Что с ней сейчас, жива ли она?
Срывая пожелтевшие листья, с далекого моря дул холодный, пронизывающий ветер. Темные, беспросветные тучи двигались над самыми верхушками могучих дубов и лип. Иногда порывы ветра достигали страшной силы, и в лесу раздавались скрипы и стоны гнущихся деревьев.
Вдруг конь Витовта шарахнулся в сторону. Высокая сосна, с корнем вырванная ветром, упала поперек дороги.
«Плохой знак, — испугался князь. — Не вернуться ли мне? В самом деле, что ждет меня у рыцарей? Приехав в замок, я отдаюсь им на милость. Рыцари могут заковать меня в цепи и бросить в каменную яму, а могут выдать братцу Ягайле. Всего можно ждать от орденских псов… Но разве есть другой выход? Может быть, надо искать примирения с Ягайлой?.. Нет! — Витовт и думать не мог о примирении. — Тогда вперед».
