Князь Зимовит и архиепископ Бодзента приехали в Краков. В конце июля там был заключен договор, и Зимовит, поддавшись на обман, обязался сохранять нерушимый мир до дня святого Михаила следующего года. Свято выполняя обещание, он тут же отправил приказ Бартошу в лагерь под Калишем снять осаду, а потом поскакал туда сам.
Как только войска Зимовита отправились по домам, из Венгрии выступил маркграф Сигизмунд Бранденбургский, тот самый юноша, которого совсем недавно с позором изгнали из Польши. Он вел с собой двенадцать тысяч отборного войска.
Жаркое лето было в самом разгаре. И в этом году урожай успели собрать только немногие. Люди разбегались, прятались в лесах, а тугой, почти созревший колос на нивах топтали всадники. И волки осмелели. Они выходили из леса и днем нападали на человека. На дорогах от запаха мертвечины тяжко было дышать.
А в это время над архиепископом собирались грозные тучи. Многие решили ему отомстить. За переход на сторону князя Мазовецкого он навлек на себя гнев королевы Елизаветы и ее сторонников. А за измену в решительную минуту князю Зимовиту ему хотели отомстить сторонники князя. И малопольская придворная партия тоже желала свести счеты с архиепископом.
Начался грабеж и разгром архиепископских владений.
Воликопольские гжемалиты Вежбента из Смогульца, Гжимала из Олесницы и Вулко из Жарнова осадили архиепископский город Жнин вместе с замком как будто по причине, что-де архиепископ хочет отдать его мазовшанам.
Бодзента, желая спасти город — жемчужину архиепископского престола — и окружающие его обширные и доходные имения, приехал в лагерь осаждающих и заключил с ними договор. Он заплатил гжемалитам за снятие осады сорок пять гривен серебром отступного и пообещал на год десятину со всех доходов.
Мазовецкие конники под командованием Михаила из Курова напали на архиепископские земли у Кветишева и разграбили их дотла. Владыка сидел в это время в откупленном у гжемалитов городе Жнине, оберегая его от новых нападений.
Другие мазовецкие отряды, под командованием плоцкого старосты Винцента и Сендевоя Свивды из Накла, мстя архиепископу за несчастный краковский договор и в то же время мстя гжемалитам, напали на город Жнин, но, несмотря на все усилия, не могли его взять. Зато мазовшане уничтожили все окрестные архиепископские имения и все имения гжемалитов и гнезненского костела по дороге в город Гнезно. А у самых стен Гнезна сожгли архиепископский дворец.
Но больше всех досадил архиепископу Домарат, бывший великопольский староста, с тестем своим Войцехом Гжемалой, Вежбентой из Смогульца и с другими рыцарями. Они неожиданно приехали в замок Жнин. Архиепископ принял их гостеприимно, но без особого доверия. Домарат вошел, раскланиваясь и приятно улыбаясь. За обедом он сказал Бодзенте:
— За ваши грехи, владыка, ждет вас кара не на небесах, а на земле.
Архиепископ слушал хмуро, с брезгливым вниманием, стараясь не смотреть на Вежбенту из Смогульца, который без конца мигал глазами и причмокивал.
— Ее величество королева Елизавета, — продолжал Домарат елейным голосом, — узнав о вашем намерении открыть князю Зимовиту все замки и архиепископские города, отправила посольство в апостольскую столицу…
Домарат остановился и хитро посмотрел на Бодзенту. Архиепископ виду не подал, но у него похолодело внутри.
— …отправила посольство в апостольскую столицу, — повторил Домарат, — с требованием освободить клятвопреступника Бодзенту от сана архиепископа.
Бодзента поверил словам Домарата и пришел в ужас.
— Ложь, все ложь! — теряя самообладание, сказал он. — Я готов присягнуть на святом Евангелии… я не предавал королевские интересы, все ложь!
Домарат посмотрел на товарищей и усмехнулся.
— Никто не поверит вам, ваше священство, если не будет доказательств, — сказал он.
— Что я должен сделать?
— Отдайте жнинский замок в руки гжемалитов.
Архиепископ склонил голову и задумался. Он хотел сохранить за собой архиепископское звание во что бы то ни стало и даже думать не мог о бесчестье. Отдать замок гжемалитам?! Но ведь тогда Жнин разграбят наленчи или мазовшане.
Но другого выбора не было.
— Если я, желая рассеять подозрения королевы, отдам тебе Жнин, — воскликнул Бодзента со слезами, — его уничтожат твои противники! Если же я этого не сделаю, ты сам его разграбишь.
Архиепископ с ненавистью смотрел на огромный кривой нос Домарата.
— Ваше святейшество говорит правильно, — отозвался Домарат, — во втором случае это будет обязательно, я ручаюсь.
— Тогда пусть Жнин уничтожат наленчи, — воскликнул архиепископ, — это лучше, чем терпеть обвинения в измене королевской семье!
Всю ночь Бодзента советовался с гнезнинскими прелатами и канониками, находящимися в Жнине. Утром замок был отдан под командование двух панов — Войцеха Гжималы и Вежбенты из Смогульца.
Архиепископ, удрученный убытками и страшным разорением церковных земель, хотел сохранить для себя хотя бы Жнин. Он решил поехать к маркграфу Сигизмунду, осаждавшему город Брест-Куявский, и объясниться с ним. Бодзента извинился перед Сигизмундом за свои колебания и неожиданно был очень хорошо принят. Из его уст он узнал, что жалоба королевы Елизаветы была выдумана Домаратом.
— Никому и не снилось лишать ваше преосвященство архиепископского сана, — успокаивал Сигизмунд взволнованного владыку. — Какая глупая шутка! Домарат должен за нее поплатиться.
— Да, глупая шутка, — прошептал высохшими губами кардинал Дмитрий венгерский, — напрасно ты утруждал себя опасной дорогой, брат мой.
Сигизмунд отправил Домарату письмо за своей печатью с повелением вернуть Жнин архиепископу.
Успокоенный и обласканный, Бодзента поспешил восвояси. «Погоди, настанет время, — шептал он про себя, казнясь, что поверил кривоносому Домарату, — бог накажет тебя, злодей!» Усевшись в свой возок, он вспомнил шлем Сигизмунда с непомерно высоким плюмажем из павлиньих перьев и улыбнулся. «Отрок, ему бы потешаться еще в военные игры».
Архиепископ опять стал склоняться к прежним помыслам. Если уж не суждено полякам иметь своего короля, думал он, пусть будет иноземец, только бы кончились безвластие, грабежи и разорение. Люди совсем сошли с ума!.. На полях скоро некому будет работать.
И снова пришли сомнения. Он вспомнил, как в прошлом году мальчишка Сигизмунд назначил святителем в большой приход человека, не говорившего по-польски… «Нет, лучше Зимовит. Но что я могу сделать?! Малопольские паны съедят меня».
Бодзента тяжело вздохнул, поудобнее уселся, сунул мягкую подушку под локоть и задремал, не чувствуя ни толчков на ухабах, ни покрикиваний ездовых.
А войска маркграфа со страшной жестокостью разбойничали во владениях князя Зимовита. Неслыханные прежде насилия прокатились волной по мазовецким землям. Опять угонялись в рабство мужчины, женщины и дети.
