— Зато попы суют нос в чужие дела! Они следят за каждым шагом.
— Их песни нам надоели!
— Если не будем возражать, от наших вольностей скоро останутся одни воспоминания! — раздавались возмущенные голоса. — Подданные сотворены богом не для пользы ордена. Рыцари должны защищать и любить нас, как своих детей, а не тянуть жилы!
Никто не хотел молчать, все хотели сказать гневное слово.
— Спросите у бедного благочестивого рыцаря, комтура Бальги, сколько стоит домик, который он подарил сдобной вдовице Марии Либих.
— Монахи чеканят серебряные деньги, в которых мало серебра.
— Пусть рыцари прекратят войны! Мы не хотим участвовать в их походах.
— Почему братья привозят пиво из Висмара? Наши пивовары терпят убытки.
— Мы хотим спокойно жить и работать!
Орден находился в разладе со своими подданными. Сто лет назад его возвысила идея борьбы с язычниками. Но теперь эта идея устарела. Когда-то братьев-завоевателей народ боготворил, рыцарские замки были единственной защитой при набегах врагов. Но времена изменились, и орден стал помехой для общества.
Народ никогда не может быть благодарным наперекор своим интересам, хотя бы в прошлом ему действительно принесена польза. А рыцари стали бездельниками, которых надо кормить и прокорм которых стоил дорого.
Вопреки строгому уставу вожди ордена стали обогащаться, преследуя за это остальных братьев. Устав ордена, помогавший в прошлом обрести силу, сейчас связывал орден по рукам и ногам, сохраняя невежество и безграмотность.
Рыцари по-прежнему считали своим главным делом борьбу с язычниками, а народ занимали другие, более важные вопросы.
На улице раздались громкий шум и крики, кто-то неистово постучал в дверь харчевни. Собравшиеся прекратили речи и стали прислушиваться.
Два рослых кузнеца с дубинами в руках подошли к дверям:
— Кто стучит?
— Это мы, хлебопеки!
— Откройте! Важное дело! — раздались голоса.
Иоганн Кирхфельд кивнул головой. Кузнецы отодвинули засов. В дверях появился староста альтштадтских хлебопеков Макс Гофман, мореход Андрейша и несколько перепачканных в муке пекарей.
— Уважаемый господин Иоганн Кирхфельд, уважаемые горожане, — торжественно сказал староста хлебопеков, — мы требуем справедливости, помогите нам!
— Мы вас слушаем, уважаемый господин Макс Гофман, — спокойно ответил староста кузнецов.
— На Пекарской улице была мастерская крещеного литовца Стефана Бутрима, — начал рассказывать староста хлебопеков, — он был честным человеком и отличным мастером. Его деревянная посуда и пряжки к поясам известны нам всем. Двадцать лет Стефан жил в Альтштадте. Он женат, у него была дочь Людмила.
— Знаем Бутрима, честного человека и превосходного мастера. Знаем его жену и дочь, — произнес Иоганн Кирхфельд.
— Орденские монахи разорили мастерскую Бутрима, убили его самого и жену, а дочь Людмилу захватили в замок и незаконно требовали выкупа. Жених Людмилы, русский мореход Андрейша из Новгорода, выкупил невесту, но, когда они вместе выходили из ворот, стражники выпихнули его вон, а невесту оставили. Русский требовал выпустить девушку, но стражники отвечали бранью и насмешками.
Кузнецы внимательно слушали.
— Перед вами русский мореход Андрейша, жених дочери мастера Бутрима, спрашивайте его, — закончил староста хлебопеков.
— Ты подтверждаешь все, что сказал уважаемый господин Макс Гофман? — спросил морехода староста кузнецов.
— Я подтверждаю все, что сказал господин Макс Гофман, — горячо ответил Андрейша, — и прошу у братства кузнецов помощи… Спасите мою невесту от поругания!
В харчевне поднялся невероятный шум. Вскоре стало ясно, что кузнецы решили вызволить из беды невесту русского морехода.
— Людмила наша горожанка, — кричали кузнецы, — как ее могли взять в замок и требовать выкуп? Если мы простим рыцарям, они будут без опаски хватать наших жен и дочерей!
— Наказать рыцарей… На замок!
— Великий маршал воюет в Литве, в замке наемная стража да старцы.
— Изгоним из города рыцарей, разрушим замок! — кричали самые нетерпеливые.
За подмогой в разные стороны города побежали ученики и подмастерья. Скоро у харчевни «Большая подкова» собрались мастера и подмастерья других городских цехов. Пришли мясники, оружейные мастера, рыбаки, корабельные плотники, колесные мастера, пивовары и портные, сапожники и колбасники, мельники и разные другие.
В руках у горожан появились рогатины, топоры и пики.
— На замок! — ревели на площади сотни глоток. — На замок!
В харчевне старосты цехов решали, что делать.
Орденский соглядатай и доносчик горбатый угольщик Ханке давно стучался в ворота замка. Когда ему отворили, он потребовал отвести к брату Плауэну.
— Беда, замок в опасности! — хрипел угольщик срывающимся голосом.
Когда Ханке рассказал обо всем священнику, вершитель тайных дел испугался не на шутку. Придется оправдываться перед обжорой Генрихом фон Аленом — эконом на время отсутствия великого маршала остался в замке главным. Брат Плауэн всячески ругал себя за то, что задержал в замке девицу. Он даже не знал, что она отпущена за выкуп по прямому приказу Генриха фон Алена, и думал, что переодетую девушку выводили тайком.
Перед тем как докладывать главному эконому, брат Плауэн решил посмотреть, что делается за стенами крепости. Он направился к высокой башне, самой старой и крепкой постройке. Если замок захватит враг, рыцари отсидятся в этой башне, как бывало в прошлые войны. Отсюда к берегу реки шел тайный подземный ход.
С верхней площадки города видны как на ладони. Плауэн стоял лицом к реке Пригоре. К стенам замка прижался Альтштадт, на острове кучился множеством домишек город Кнайпхоф. Слева пестрели крыши города Либенихта. С башни священник хорошо видел толпы народа, стекавшиеся на рыночную площадь Альтштадта. В руках у людей сверкало оружие. По мостам, перекинутым через реку, шли люди.
Сердце у брата Плауэна сжалось. Он посмотрел на крепостные стены, на глубокий ров с водой. «Конечно, для ремесленников и торгашей, — думал он, — крепость неприступна. Без осадных машин они не смогут нанести стенам особого вреда. Но ведь ремесленники, если захотят, могут построить осадную машину. А как поведут себя славяне-рабы? Конечно, они взбунтуются и поддержат горожан. Святая дева! Что будет со мной?!»
К шуму колес водяных мукомолен, стоявших на Кошачьем ручье, примешивались яростные крики разбушевавшихся людей.
Священник взглянул на двор замка. Там копошились несколько седобородых рыцарей, замшелых от старости. Они надевали шлемы и перепоясывались мечами. Престарелые братья, доживающие свой век в орденской богадельне, нюхом почуяв опасность, выползли на двор из своих убогих келий.
