Когда он только попал в личное поселение вождя, его перво-наперво поразила царившая здесь роскошь. Вся Пелсия в поте лица своего вкалывала на виноградниках, из последних сил добывая скудное пропитание, но по эту сторону забора был словно бы совсем другой мир. Изобильный, совершенно чуждый тягот и трудов, господствовавших вовне. Какой-то частью своего существа Йонас понимал, что вождю должна доставаться лучшая доля, но…
У Базилия были длинные волосы, заплетенные вокруг лица в «тексо» — тонкие косички, обычную мужскую прическу пелсийцев. Сам Йонас с тринадцати лет волосы стриг, потому что с короткими легче управляться. У Брайона волосы были длиннее, но тоже не настолько, чтобы их плести. Страна угасала, и вместе с ней уходили многие традиции, казавшиеся незыблемыми.
— Папа, — промурлыкала Лэлия, проводя ладошкой по груди Йонаса. — Правда, он славный? Можно, я его оставлю себе?
Вождь скривил губы:
— Лэлия, красавица моя, пожалуйста, дай нам поговорить. Я бы хотел получше узнать паренька, к которому ты так привязалась.
Она опустила плечи и надулась. Вождь махнул ей рукой, приказывая удалиться, и Лэлия неохотно присоединилась к девушкам, державшимся по другую сторону костра.
Йонас и Брайон настороженно переглянулись…
Свершилось: они стояли перед Базилием. Что же теперь?
— Вождь, это величайшая честь… — начал было Йонас.
— Вы с моей дочкой правда влюблены? — перебил тот. — Ты пришел сюда просить, чтобы я разрешил вам связать свои судьбы?
Кто-то принес ему на блюде еду: индюшачьи ножки, оленину, жареный сладкий картофель. Это была целая гора пищи. Йонас за всю свою жизнь не видел столько яств сразу. Его семья то и дело недоедала, и голод гнал брата и сына через границу Ораноса браконьерствовать, чтобы раздобыть пищу для тех, кого он любил. А здесь, в жилище вождя, припасов, похоже, было столько, что всей деревне хватило бы на многие месяцы.
Когда он это понял, что-то внутри у него оледенело.
Брайон ткнул его локтем в бок: молчание уж слишком затягивалось.
— Влюблен? В твою дочь?.. — переспросил Йонас. К такому вопросу он оказался не готов.
— Да!.. — еле слышно прошипел Брайон. — Скажи «да», бестолочь!
Но ответить так значило произнести ложь, а лгать в сердечных делах Йонас был решительно неспособен. Однажды он попытался — и потерпел весьма унизительную неудачу. А заодно осознал глубокую разницу между любострастием и любовью.
И он сказал:
— Я полагаю, Лэлия — девушка исключительных достоинств. Мне повезло, что она решила обратить на меня внимание.
Вождь внимательно смотрел на него.
— Она не так часто приводит сюда юношей, чтобы их со мной познакомить. Ты — всего лишь второй.
— Что же случилось с первым? — поинтересовался Брайон.
Вождь ответил:
— Ему не удалось уцелеть.
У Брайона вытянулось лицо.
Вождь громко рассмеялся.
— Шучу! — сказал он. — Парнишка остался жив и здоров. Моей дочери просто надоели его ухаживания, вот и все. Я уверен, он и до сих пор где-то живет. Где-то…
«Если только Лэлия змеям своим его не скормила», — мелькнула у Йонаса неприятная мысль.
Разговор, однако, пока еще не коснулся истинной цели, что привела его сюда, и Йонас решил без дальнейших промедлений перейти к сути.
— Вождь Базилий, встреча с тобой в самом деле величайшая честь для меня, — сказал он. — Ибо я должен обсудить с тобой нечто очень важное!
— В самом деле? — Вождь поднял кустистую бровь. — И ты явился с этим ко мне на праздничный пир?
— Что же ты празднуешь?
— Объединение сил. Я заключил союз, который в будущем должен породить куда более богатую и процветающую Пелсию.
Вот это были вести совершенно неожиданные, но вместе с тем замечательные. Йонас даже отошел немного от тягостного впечатления, которое произвела на него окружавшая вождя роскошь.
— Очень рад слышать, — сказал он Базилию. — Дело в том, что именно об этом я собирался с тобой говорить.
Базилий кивнул. В его глазах мерцало любопытство.
— Выкладывай же, что хотел мне сказать!
— Мой брат недавно погиб от руки оранийского вельможи. Его имя Томас Агеллон… — Как обычно, при упоминании о брате в горле у Йонаса встал комок. — Я воспринял это как знак, что многое у нас должно измениться. Мы больше не можем мириться с теми трудностями, которые переживает наша страна. Я полагаю, что Оранос — страна зла, населенная вероломными и неправедными людьми. Много лет назад они обманом вынудили нас сажать исключительно виноград. Теперь же по бросовым ценам закупают наше вино, а сами требуют целые состояния за все, что родят их поля. Они у себя как сыр в масле катаются, но нам туда ходу нет. Всякий, кто переходит границу, рискует быть убитым на месте. Нельзя такое больше терпеть! — Он медленно вдохнул и выдохнул, собираясь с духом. — Я пришел к тебе, вождь, чтобы предложить восстать против них. Нужно взять присвоенное ими и назвать все это своим. Под лежачий камень вода не течет! Ничто не изменится само по себе, пока мы не поможем!
Вождь долго молча смотрел на него, потом сказал:
— Я с тобой совершенно согласен.
Йонас сморгнул:
— Согласен?..
— И я глубоко скорблю о случившемся с твоим братом. Тяжело это, вот так бессмысленно утратить близкого человека. Я не знал, что ты родич убитого юноши, но это и хорошо, что ты пришел сюда именно сегодня. И, как я уже сказал, ты рассуждаешь абсолютно правильно. Оранос должен заплатить за свое самовлюбленное невежество. За то, что произошло с твоим братом. За то, что ни в грош не ставит мою страну и мой народ!
Йонас поверить не мог, что все получилось так легко.
— Ты правда согласен, что мы должны подняться против них?..
— Я скажу тебе даже больше, Йонас. Будет война.
Йонас вдруг похолодел:
— Война?..
— Да. — Базилий подался вперед, вглядываясь в его лицо, потом перевел взгляд на Брайона. — Я очень дорожу вами обоими. Вы видите то, чего не видят другие. И я хочу, чтобы вы помогли мне преодолеть все то, что нас ждет.
— Значит, наше предложение вовсе не кажется тебе безумием? — смущенно проговорил Брайон. — Хотя погоди… Праздничный пир! Ты строил планы еще прежде, чем мы явились сюда!..
Вождь кивнул:
— Я заключил союз с королем Лимероса. Мы поставили общую цель — ниспровергнуть Оранос. Пусть он падет, а Пелсия и Лимерос познают расцвет!
Йонас ошарашенно смотрел на вождя. Действительность грозила далеко превзойти его самые смелые мечты.
— Камешком, который стронул лавину, было убийство твоего брата на деревенском торгу, — продолжал вождь. — Жертва, которую принесла твоя семья… потеря брата… Это ужасная трагедия, но из нее произрастут перемены!
