Широков обвел их побелевшие лица хмурым взглядом. Его глаза остановились на Ане, и он проговорил с холодной и не совсем уместной иронией:
– Держись, девочка. Теперь ты знаешь, сколько стоит человеческая жизнь.
– У человеческой жизни нет цены, – пролепетала Аня. – Она бесценна.
– Ты права, – усмехнулся Широков. – Она ничего не стоит. Совсем ничего. Кстати, если кто-то из вас вздумает меня подставить или решит выехать на моем горбу из этого адского дома – я церемониться не стану. Предупреждаю сразу. А теперь идем в подвал! Здесь нам больше ловить нечего!
Глава 15
Подвал
1
Вот уже несколько минут они шли по узкому коридору подвального помещения, освещенному тусклыми светодиодными лампами. Мрачный подвал с запыленным бетонным полом и пустыми батареями, издающими жуткие тоскливые звуки, резко контрастировал с изысканными интерьерами дома.
Все молча шли вслед за Широковым, который успел перерисовать схему подвала на огрызок листка и теперь вел своих спутников с мрачной, угрюмой решительностью, время от времени сверяясь с планом.
Вдруг Илона, шагавшая рядом с бурильщиком, засмеялась.
– Ты чего? – удивленно спросил Широков.
– Смешно! – продолжая посмеиваться, проговорила она.
Широков и Ника переглянулись. Она пожала плечами.
– Чего тебе смешно-то? – грубо спросил он.
– Да вот это все! – Илона обвела подвал рукой. – Ехали в «дом двадцать первого века», а попали в какие-то средневековые казематы! – Она смахнула выступившие от смеха слезы. – Неужели вам не смешно?!
– Смешно до усрачки, – мрачно проворчал Широков. – Смотри не намочи трусики от смеха.
– Она права, – неожиданно поддержал девушку Максим, кресло которого катил перед собой верный и молчаливый Валентин. – Все это полный абсурд, а абсурд невозможно победить, над ним можно только смеяться.
– Чего ж ты сам не смеешься? – проворчал Широков.
– Я смеюсь, давно смеюсь. Только ты этого не слышишь. Этот смех не для всех.
Бурильщик поморщился и проговорил с открытой неприязнью:
– Опять ваш интеллигентский выпендреж. Все у вас не как у людей. Фразочки эти, ухмылочки… Когда-нибудь с ваших морд сотрут их кулаками, вот тогда и заверещите.
– Такие, как ты, все время пытаются это сделать, – заметил Максим.
Широков хмыкнул, но ничего не сказал. Все молча зашагали дальше, усталые, напуганные, не верящие в то, что это происходит на самом деле.
Они шагали по холодному коридору подвала, освещенному тусклыми лампочками, утопленными в стены, и старались отогнать от себя панические мысли, навеваемые теснотой сырого туннеля.
По каким-то странным соображениям строители не стали делать коридор прямым. Он извивался, петлял, совершал крутые повороты. В одном месте туннель вдруг разветвился. Широков повел всех по левому рукаву, но, описав дугу метров в двадцать, они опять попали в правый.
– Давайте немного отдохнем, – попросила Ника. – С нами ребенок.
– Я не устала! – мгновенно взвилась Аня, но голос у нее был уставший, да и выглядела она совершенно выжатой.
Широков остановился и перевел дух.
– Отдых две минуты, – сказал он.
Кресло Максима поравнялось с ним и остановилось. Бурильщик посмотрел на него, ухмыльнулся и вдруг сказал:
– А знаешь, что на самом деле смешно?
– Что? – спросил Максим.
– Когда мы отсюда выберемся, ты все равно останешься жалким безногим неудачником. С глупой ухмылкой на губах и бесполезной медалькой в кармане.
– А ты, надо полагать, откроешь для себя дивный новый мир и получишь от Бога пирожок счастья? – иронично поинтересовался Максим, доставая фляжку.
– Пирожок – не пирожок, а своего не упущу, уж будь уверен.
– У вас ведь жена только что умерла, – неодобрительно проговорила Ника. – А вы уже думаете о новой жизни?
Бурильщик хмыкнул:
– А что мне остается? Или ты хочешь, чтобы я лег в гроб вместе с ней? У вас, интеллигентиков, так принято? Что-то я ничего подобного не встречал. Вы тоже теряете близких, а потом жрете и пьете в свое удовольствие, как все нормальные люди. Только пищите при этом о чем-нибудь высоком и печальном.
Максим отхлебнул из фляжки и посмотрел на часы, циферблат которых мягко мерцал в полумраке сырого коридора. И тут откуда-то докатился протяжный, негромкий и низкий гул, смолкший через несколько секунд.
2
– Какой-то гул, – растерянно проговорила Илона. – Ненавижу подвалы.
– Мне одной показалось, будто стены дрожали? – спросила Ника.
Ей никто не ответил, лишь Илона наморщила нос.
– Хватит пугать, – с легкой ноткой истерики проговорила она. – Мне и так не по себе.
Максим взглянул на бурильщика.
– Что будем делать дальше? – спокойно спросил он. – Продолжать тупо двигаться вперед?
– А ты против? – хмуро уточнил Широков.
– Ты выглядишь растерянным. А это значит, что твой план ни черта не стоит. Ты не знаешь, куда идти, правда?
– Заткнись, – лениво проговорил бурильщик.
– Ты не знаешь, куда идти, – повторил Максим. – А это значит, что мы заблудились.
– Оставайся здесь, если хочешь, – пробасил тот. – Если повезет, поймаешь себе на ужин крысу. А мы пойдем дальше. Я не собираюсь гнить в этом подвале.
Илона подошла к бурильщику вплотную и тронула его за рукав.
– Это правда? – спросила она. – Мы заблудились?
– Да, – пробасил Широков. – Этот план – обманка.
– Но… зачем? Зачем они нам его показали?
– Чтобы заманить нас в подвал, – сказал Максим и запил свою реплику глотком коньяка из серебристой фляжки.
Несколько секунд все молчали, пораженные этим известием.
– А ты что думаешь, мао? – спросил Широков у парня-азиата.
– Я думаю, что любой коридор рано или поздно кончается.
– Ага, – Широков ухмыльнулся. – Стенкой!
– Не обязательно. Я бы даже сказал – маловероятно. Если у коридора есть вход, то должен быть и выход.
Широков вздохнул.
– Дать бы тебе по твоим узким гляделкам, – глухо проговорил он.
– Странное ощущение, – заговорила вдруг Аня, и голос ее прозвучал так взросло и серьезно, что все взглянули на нее с удивлением. – Столько людей погибло, а я не чувствую ни жалости, ни горя. Я чувствую только страх. Страх за свою собственную жизнь.
