Победить Париж, пленить Париж, а после него и всю Францию и гигантскую Империю, разве это не вдохновляющая перспектива, способная заглушать самое жестокое горе? Через несколько недель Марианна даст свой первый бой восприимчивому и ожесточенному городу, в котором она ощущала кипение жизни, как крови в собственных жилах. Она не может терять ни минуты времени, так необходимого для подготовки к этой битве.
Охваченная внезапной торопливостью, она нагнулась и постучала в маленькое окошко, позволявшее общаться с кучером.
– Быстрей! – бросила она ему. – Я спешу!
На мосту Сен-Клу лошадь перешла в галоп, а за заставой Пасси, когда драгуны исчезли в утреннем тумане, карета с императорским гербом во весь опор понеслась к Парижу, словно дело шло о начале штурма.
Этим же вечером на всех стенах столицы было расклеено объявление:
«Состоится бракосочетание Его Величества Императора Наполеона, короля Италии, протектора Рейнской и Швейцарской Конфедераций, с Ее Императорским и Королевским Высочеством госпожой эрцгерцогиней Марией-Луизой, дочерью Его Величества императора Франца, короля Богемии и Венгрии».
Не было больше возврата к прошлому. Судьба вступила в действие, и, в то время как Марианна в компании с Госсеком бесконечно репетировала арию из «Нина, или Безумная от любви», те, кто должны были отправиться в Вену, чтобы сопровождать невесту: сестра Наполеона, Каролина Мюрат, королева Неаполя, великая герцогиня Берг и маршал Бертье, уже готовили чемоданы в дорогу.
Глава VI
Время повернуло вспять…
Носком атласной позолоченной туфельки Марианна подтолкнула откатившийся от очага уголек. Она взяла щипцы, чтобы поправить обвалившиеся поленья, и снова свернулась клубочком в стоявшем у камина кресле, чтобы вернуться к своим грезам. Сегодня, во вторник, 13 марта 1810 года, она вступила во владения особняком д'Ассельна, восстановленным в рекордный срок каким-то чудом, какие умел творить один Император. И вот она первый вечер проводит дома. Впервые за долгое время Марианна осталась совершенно одна.
Она так захотела. При этом первом интимном соприкосновении с воскресшим старым жилищем она не могла позволить, чтобы кто-нибудь находился между нею и семейными призраками. Завтра двери широко распахнутся для нескольких друзей: Аркадиуса де Жоливаля, снявшего квартиру в соседнем доме, Фортюнэ Гамелен, с которой Марианна хотела достойно отпраздновать свое новоселье, Талейрана, оказывавшего ей на протяжении последних недель особое внимание, Доротеи де Перигор, пообещавшей собрать у нее лучшее общество, мэтра Госсека, наконец, который, как и каждое утро, придет готовить ее к близкой встрече с парижской публикой, для лиц знакомых и незнакомых, которые мало-помалу станут близкими.
Но сегодня вечером она хотела в одиночестве ощущать тишину дома. Ни один посторонний, как бы близок он ни был, не должен мешать встрече, отданной ее воспоминаниям.
Тщательно отобранная м-м Гамелен прислуга придет только завтра. М-ль Агата, молодая горничная, займет после восьми часов предназначенную ей небольшую комнату рядом со спальней Марианны. Один юный Гракх-Ганнибал Пьош, совсем недавно возведенный в ранг кучера, был в особняке, вернее, в людской. Он получил приказ ни по какому поводу не тревожить Марианну.
Для молодой женщины было не так просто избавиться от своих друзей. Фортюнэ в особенности возмущалась тем, что Марианна хочет остаться одна в этом большом доме.
– Я умерла бы от страха, я! – уверенно заметила она.
– А чего мне, собственно, бояться? – ответила Марианна. – Здесь я действительно нахожусь дома.
– Вспомните, однако, портрет, затем те загадочные шаги…
– Приходится поверить, что он исчез, чтобы больше не вернуться! А замки поставлены новые.
Действительно, все поиски таинственного гостя были напрасны. Портрет маркиза д'Ассельна остался ненайденным, несмотря на бурную деятельность, развитую Аркадиусом. И Марианна спрашивала себя порой, не пригрезился ли он ей. В отсутствие Фортюнэ и Аркадиуса она сомневалась в своей памяти. Закутанная в длинный халат из белого кашемира, с узким воротником и широкими рукавами, Марианна оглядывала большую, светлую и уютную комнату, ставшую сегодня ее пристанищем.
Ее взгляд по очереди переходил с бледно-зеленых обоев, очень неясного тона, на драгоценные лакированные шкафы по углам, маленькие кресла в ярких цветах от д'Обюссона, большую кровать с пологом, чтобы остановиться наконец на широкой вазе из селадона, заполненной сиренью, ирисами и громадными тюльпанами. Она улыбнулась этому великолепному сочетанию свежести и красок. Эти цветы были единственным посторонним присутствием, «его» присутствием у нее!
Утром садовники из Сен-Клу доставили их целыми охапками, и они заполнили весь дом, но самые прекрасные были отобраны для спальни Марианны. И они составили ей компанию лучше любой людской, потому что не требовалось смотреть, чтобы ощутить их присутствие.
Марианна закрыла глаза. Дни Трианона уже постарели на многие недели, но она все еще жила под их очарованием. И много воды утечет, прежде чем сотрется сожаление об их кратковременности. Это был кусочек рая, который она хранила в самой глубине сердца, как маленький цветок, хрупкий и благоуханный.
Со вздохом Марианна встала с кресла, потянулась и направилась к одному из окон. По пути она зацепила ногой какую-то газету. Это был последний номер «Вестника Империи», и Марианна уже знала, о чем в нем говорится. Перо Фьевэ сообщало французам, что сегодня, 13 марта, их будущая Императрица, с которой маршал Бертье, князь Невшательский (а также Ваграмский, но в связи с обстоятельствами последний титул предпочли обойти молчанием), сочетался дипломатическим браком от имени Императора, покидает Вену со всем своим двором. Через несколько дней она будет в Париже, через несколько дней Марианна больше не будет иметь права переступать порог большой комнаты в Тюильри, где после Трианона неоднократно бывала и кончила тем, что стала чувствовать себя там, как дома.
Когда она мысленно представляла себе неопределенную внешность этой Марии-Луизы, которая скоро сольется в одно целое с жизнью Императора, Марианна дрожала от гнева и ревности, тем более неистовой, что она не имела ни права, ни возможности ее проявить. Наполеон женился исключительно в династических интересах. Он не хотел слышать ничего, что противоречило его желанию отцовства. Его же ревность к ней была активной и неусыпной, и он неоднократно допрашивал Марианну о ее подлинных взаимоотношениях с Талейраном и особенно с Язоном Бофором, воспоминание о котором неотступно преследовало его. Но он не допускал попыток воздать ему тем же, по крайней мере в том, что касалось его будущей супруги. И в Марианне мало-помалу росла участливая привязанность к разведенной Жозефине.
Однажды в середине февраля она отправилась с Фортюнэ Гамелен отдать визит экс-Императрице. Она нашла ее по-прежнему печальной, хотя и покорившейся необходимости, но глаза ее всегда были на мокром месте при упоминании имени Императора.
