– Прежде чем стать твоим, оно было моим. Ведь это я обарахлил тебя с ног до головы. Ты была почти голой, когда я подобрал тебя около тюрьмы в Бресте, где ты поджидала, скоро ли повесят твоего хахаля, такого же воришку, как и ты… Все, что на тебе, дано мною, моя красотка. Это и это… и это тоже!
Кончиком хлыста Морван с таким пренебрежением поднимал то золотое ожерелье, висевшее на шее бретонки, то кружева на рукавах, что Гвен задрожала от гнева. Резким движением она оправила юбку, которую начал приподнимать хлыст, и закричала:
– Ты мне ничего не давал, Морван! Все, что я имею, я честно заработала. Здесь и моя доля добычи… и цена ночей, которые я провела с тобой. Что же касается этой…
Она снова повернулась к Марианне, возможно, чтобы отобрать свою собственность, но девушка остановила ее порыв, заявив спокойно:
– Поверьте, что я сожалею, мадемуазель, позаимствовав у вас, впрочем, и не ведая об этом, одежду, но примите во внимание, что не могла же я появиться перед господином (она кивнула в сторону разбойника) в одном его плаще. Если вы найдете мне другую, я охотно верну эту.
Миролюбивые слова подействовали на Гвен как холодный душ. Гнев уступил в ее глазах место удивлению. Она по-новому внимательно посмотрела на Марианну, немного помолчала, затем с явной неохотой вымолвила:
– Ладно! Раз у вас ничего нет, пока попользуйтесь. Только постарайтесь ничего не испортить.
– Я буду очень осторожна, – улыбнулась Марианна.
Эта девушка, должна быть, была крестьянка, сбившаяся с пути истинного из-за нищеты, и стала любовницей вора, но, странное дело, Марианну охватила внезапная волна симпатии к ней. С некоторых пор она сама познала, что такое страх, страдание и физическая слабость. На набережной Плимута она была готова согласиться на что угодно, чтобы спасти свою жизнь и ускользнуть от Язона Бофора. К тому же Морван решительно не внушал ей доверия. Он разговаривал с этой Гвен в такой манере, что из простой женской солидарности Марианна стала на ее сторону. Возможно, что и разбойник это почувствовал, потому что, повернувшись в кресле, он указал своей подруге на дверь:
– А теперь уйди! У меня серьезный разговор с этой девушкой. Увидимся позже.
Гвен послушалась беспрекословно. Покачивая бедрами под китайской шалью, она направилась к двери, но, проходя мимо Марианны, не удержалась:
– В самом деле? Не слишком ли она сочная штучка для этого? Я тебя знаю, Морван. Когда смазливая мордашка переступает твой порог, ты не можешь удержать руки в карманах. Только помни: если после того, как ты расщедрился на мою одежду, ты отдашь ей и мое место в постели, получше охраняй ее здоровье… и свое тоже. Счастливо развлекаться!..
Она скорчила гримасу Марианне, сразу почувствовавшей, как тает «волна симпатии», которую вызвала в ней бретонка, и вышла с видом оскорбленной королевы. Но эта интермедия по крайней мере позволила Марианне обрести уверенность. И теперь она без малейшего страха смотрела на предводителя бандитов. В конце концов это был только мужчина, и Марианна справедливо решила, что мужчины не смогут ее больше обмануть. Поцелуй Язона Бофора, как и сделанное им неприличное предложение, затем последние слова Франсиса Кранмера перед смертью, наконец, взгляды и жесты Жана Ледрю постепенно открыли ей силу ее женского очарования и его власть над мужчинами… Даже девушка, которая только что вышла, даже эта Гвен, на свой вульгарный лад засвидетельствовала ее красоту. Она сказала, что Марианна «слишком сочная штучка». Девушка не совсем поняла смысл этих слов, но ясно было, что это комплимент.
Поскольку Морван по-прежнему оставался в кресле, теребя свои странные косички и не предлагая ей сесть, она сама взяла стул, устроилась на нем, со строгим видом скрестила руки на переднике и заявила:
– Раз мы должны серьезно поговорить, давайте говорить серьезно! Но о чем?
– О вас, обо мне, о наших делах, наконец… Я думаю, что у вас должно быть сообщение для меня?
– Сообщение для вас? И от кого? Вы разве забыли, что это море выбросило меня сюда. Сюда, куда я вовсе не собиралась? Не представляя себе, что я смогу иметь честь встретиться с вами. Трудно предположить, кто мог бы дать мне какое-либо поручение к вам.
Вместо ответа Морван вытащил из кармана медальон и заставил его плясать на кончиках пальцев.
– Та, кто дала вам, не могла послать вас сюда с единственной целью посетить Бретань зимой.
– А кто вам сказал, что она послала меня и что я направляюсь в Бретань? В ночную бурю высаживаются там, где удастся! Это же, – она указала на медальон, – напоминание о самопожертвовании моих родителей. Кстати, будьте столь любезны вернуть его мне… так же, как жемчуг моей матери. Им нечего делать в ваших карманах!..
– Мы поговорим об этом позже! – отрезал Морван с улыбкой, от которой его маска показалась еще более зловещей. – В данный момент я хотел бы услышать ваш ответ. Ради чего предприняли вы в худшую пору года эту опасную переправу? Девушка с вашим именем и вашими манерами отправилась бы в подобный путь, только будучи по меньшей мере одной из амазонок Короля… и имея поручение!
По мере того как Морван говорил, Марианна напряженно размышляла. Она ясно представляла себе, что окутывающая ее тайна является лучшей защитой. Рассказать Морвану о событиях, сокрушивших ее мир и ее мечты, было бы последней глупостью. Пока он будет считать ее своей единомышленницей, он оставит ее на свободе. Эта идея с загадочным поручением оказалась удачной. К несчастью, Марианна никогда не была близка с изгнанной королевской семьей, и из эмигрантов она встречалась только с монсеньором Талейран-Перигором и, к сожалению, с герцогом д'Авари. Конечно, оставался еще ее крестный, но явных доказательств, что аббат де Шазей ездил по делам законного короля, не было. Один Бог знал, чем он занимается.
Сквозь прорези маски холодные глаза Морвана в упор разглядывали Марианну. Она не сообразила, что затянувшееся молчание может показаться подозрительным. А разбойник настаивал:
– Итак, в чем же состоит ваша миссия?
– Допустим, что таковая существует… но вас это совершенно не касается. Я не вижу никаких оснований, чтобы посвятить вас в нее. Более того, – добавила она заносчиво, – если бы мне даже и дали поручение к вам, я не смогла бы передать его: я не знаю, кто вы такой.
– Я вам сказал: меня зовут Морван! – ответил тот надменно.
– Ну, это имя ничего не говорит. Должна также заметить, что вы не проявили должной учтивости, не желая открыть передо мной ваше лицо… Итак, – заключила Марианна, – вы для меня только незнакомец…
Порыв ветра распахнул одно из окон, ворвался в зал и разметал лежавшие на столе бумаги. С тяжелым вздохом Морван поднялся и пошел закрыть окно. Возвращаясь, он пальцами снял нагар с коптившей свечи и наконец остановился против девушки.
– Я покажу вам мое лицо, когда сочту это нужным. Что касается моего имени, знайте же, что уже много лет у меня нет другого. Именно под этим именем знают меня там, – добавил он, показав головой в сторону шумящего моря.
