В действительности же, за исключением нескольких безлюдных мест в сердце Бретани, она увидела на всем протяжении бесконечного пути возделанные поля, процветающие деревни, благоустроенные живописные города, прекрасные поместья и даже великолепные замки. Она видела хорошо одетых людей, крестьянок с золотыми крестиками и в кружевных чепчиках, упитанный домашний скот, детей, пляшущих в кругу и распевающих песни. Только дороги были отвратительные, но едва ли хуже английских, и на них так же, как и за Ла-Маншем, имелось изрядное количество бандитов в пустынных местах, хотя пассажирам дилижанса из Бреста посчастливилось избежать встречи с ними.
Что касается Парижа, то и то немногое, что ей удалось увидеть, несмотря на сумерки и дождь, вызвало в ней сильное желание узнать о нем побольше. Они въехали после того, как пересекли обнаженный зимний лес, в то, что нотариус назвал заставой Звезды: большая решетка, охранявшая с фасада два очень красивых, украшенных фигурными колоннами, здания. Совсем рядом из земли выглядывал фундамент какого-то громадного сооружения.
– Это будет монумент во славу Великой Армии, – сказал услужливый нотариус, – гигантская Триумфальная арка!
По другую сторону, обсаженная деревьями и пестревшая элегантными экипажами, городская артерия устремлялась к дворцам, садам и морю блестящих крыш, над которыми возносились колокольни. Но дилижанс не воспользовался этим путем. Он повернул направо и покатил вдоль огромной стены, о которой нотариус сказал с некоторым подобострастием:
– Стены Генеральных откупщиков!.. Стена, закрывающая молчащий Париж, но открывающая ропщущий Париж, как говаривали в эпоху ее строительства!.. Как будто и не так давно это было, а для нашего брата столько воды утекло! Вы никогда не бывали в Париже, не правда ли?
– Нет, я всегда жила в провинции, – ответила девушка.
Нотариус был, пожалуй, единственным среди пассажиров дилижанса, кого она понимала без труда, ибо речь его, выработанная при чтении официальных актов, была медлительной, почти торжественной. Остальные разговаривали слишком быстро для Марианны и употребляли странные слова и выражения, которые она, привыкшая к аристократическому французскому – «высокому штилю», употреблявшемуся в Англии в ее кругу, – с трудом понимала. И она предпочитала помалкивать, играя роль застенчивой провинциалки, рекомендованную ей при прощании Блэком Фишем.
Всю дорогу Марианна с нежностью вспоминала о своем удивительном товарище по приключениям. Под его малопривлекательной внешностью она обнаружила доброго и мужественного человека, а в маленьком домике предместья Рекувранс на берегу Панфеля познала несколько дней мира и покоя.
Это был совсем маленький домик из выбеленного известью гранита, с высокой треугольной мансардой и аккуратным садиком, огороженным каменным забором. Крепко сбитая бретонка, призванная следить за порядком, поддерживала истинно фламандскую чистоту, и все, начиная от каменных плиток пола и старинной красивой мебели и кончая кухонной утварью, блестело и сверкало. Сам Блэк Фиш, превратившийся на время в Никола Малерусса, вышедшего в отставку с пенсией моряка, выглядел здесь совершенно по-другому, чем в плимутской таверне. Ничего общего с тем устрашающим пиратом! И если дух авантюризма и остался, то он приобрел в Рекуврансе оттенок добропорядочности.
– Мой дом невелик, – говорил моряк гостье, открывая хорошо навощенную дубовую дверь, – но если ты захочешь, можешь жить здесь сколько угодно! Я уже говорил: у меня больше нет дочери. Если пожелаешь, можешь занять ее место!
В ту минуту Марианна потеряла голос. Этот благородный порыв, свидетельствовавший об искренней привязанности, проник ей в сердце настолько, что она не знала, что и сказать. Тогда Блэк Фиш продолжил:
– Я понял, что ты отшвартовалась со мной с единственным желанием: как можно больше увеличить расстояние между тобой и Англией. Теперь это сделано! Никто не придет искать тебя в Рекуврансе, если ты останешься тут.
Марианна поняла, что ей надо рассказать всю правду этому честному сердцу. Она уже знала, что ей нечего опасаться его осуждения. Вечером, когда они вместе наслаждались превосходным омаром и шедевром мадам Легильвинек – блинчиками со взбитым кремом, – она рассказала, что произошло в Селтон-Холле, и объяснила мотивы своего бегства. Она также рассказала, как в плимутской таверне ей пришлось с величайшим удивлением узнать, что у нее во Франции осталось несколько близких.
– Это с моей кузиной д'Ассельна я хотела бы повидаться, – добавила она, заканчивая. – Она – двоюродная сестра моего отца, так же, как и Императрица…
– Ее Величество всегда примет тебя с распростертыми объятиями, – начал Блэк Фиш с совершенно новым оттенком уважения. – Все, что касается ее семьи, ей дорого, а сама она – доброта и прелесть. К несчастью, есть опасения, что вскоре уже не будет Императрицей.
– Что вы хотите этим сказать?
– Что у Императрицы нет детей, что его супруга никогда не сможет подарить ему их и что ему надо обеспечить продолжение династии. Повсюду говорят о разводе. После чего Наполеон возьмет в жены какую-нибудь иностранную принцессу.
Эта новость в высшей степени удивила Марианну, хотя она и не совсем поверила в ее правдоподобность. В том, что Корсиканец хотел расстаться со своей женой, потому что она не могла иметь детей, не было ничего удивительного. Полное соответствие нормам поведения подобного человека. У этого Наполеона не могло быть ни нравственности, ни сердца. Но что касается женитьбы на настоящей принцессе – это уже, конечно, другое дело. Раздувшийся от самонадеянности узурпатор тешил себя иллюзиями. Никакая принцесса, достойная этого имени, не согласится разделить с ним трон! Впрочем, и Блэк Фиш-Никола не проявлял большой радости, говоря о грядущих событиях. Марианне почудилась какая-то недомолвка в его словах, и, верная своему принципу всегда говорить правду, она спросила его:
– Можно подумать, что вы не одобряете этот развод, г-н Малерусс?
– Ты можешь называть меня Никола. Нет, я не согласен! Жозефина была удачей для Императора, его путеводной звездой, если хочешь. Я боюсь, что, когда он покинет ее, судьба повернется к нему спиной.
На этот раз Марианна остереглась поделиться с ним, что, по ее мнению, судьба Наполеона в любом случае будет неприглядной, но Никола уже перешел на ее собственное будущее.
– В этих условиях ясно, что тебе нет интереса оставаться в Рекуврансе, малышка. Даже разведенная, Жозефина останется могущественной, и ее протекцией не стоит пренебрегать. Наполеон часто обманывал ее, но, мне кажется, любил по-настоящему. Тебе лучше всего попасть в Париж. Ты без труда найдешь свою родственницу, так как я замолвлю за тебя словечко перед министром полиции гражданином Фуше… тьфу, я хотел сказать, г-ном герцогом Отрантским. Его титул совсем новый, и я еще не привык к нему, но постараюсь.
– А вы, чем думаете заняться вы?
Никола Малерусс засмеялся и, не переставая прочищать свою длинную трубку, подошел к сундуку и вытащил из него костюм, похожий на тот, что был на нем в таверне у Барбикена.
