Холодный голос шевалье прервал ход ее довольно грустных мыслей:
– Готовы ли вы подтвердить, что вы действительно Марианна д'Ассельна?
– Что за глупость! Раз вы знаете мое имя, зачем же спрашивать? Разве мы в судебной палате и вы – судья?
– Итак, вы признаете ваше имя и звание. Вы признаете их, однако… – Брюслар умолк, внезапно гнев исказил его лицо, и он загремел: —…однако вы, благородная девушка, дочь двух мучеников, погибших за короля, не постыдились спутаться с самым презренным иродом этого подлого режима, вы посмели поступить на службу в полицию Фуше, стали доносчицей… и еще хуже!
Увы, он знал все! Под этим бичующим презрением Марианна почувствовала, как краска стыда непроизвольно заливает ей лицо. Она понимала, что для этих безмолвных людей, чьи взгляды скрещивались на ней, как острия кинжалов, это было самым страшным преступлением. Сотрудничество с ненавистным режимом Бонапарта. И это угнетало ее больше всего. Удастся ли ей доказать, что они ошибаются, что стечение обстоятельств оказалось против нее?
– Сударь, – сказала она кротко, – если я прибыла в эту страну и вынуждена была согласиться с ее законами и повинностями, то только потому, что у меня не было выбора, потому что мне надо было спасать жизнь! Я могу рассказать все подробно, если вы захотите выслушать меня. Но кто из вас не пытался когда-либо с помощью вымысла спасти свое существование в момент опасности? Кто из вас не скрывался в эти трудные времена под вымышленным именем?
– Да, мы лгали, – прервал ее один из судей, оставшийся в маске, – мы действительно жили по фальшивым документам, но мы никогда не отрекались от своих и не вступали в сделку с врагом.
– И я никогда не отрекалась от наших! – страстно бросила Марианна. – Это наши отрекались от меня! Когда, одинокая и беззащитная, я обратилась за помощью и содействием к одному приближенному короля Людовика XVIII, он безжалостно оттолкнул меня, сознательно предавая худшим испытаниям! Но я никогда не сотрудничала с режимом Бонапарта! Я воспитывалась в ненависти к этому человеку, чью власть признаю не больше вас. Я никогда не выдавала, хотя и много от него вытерпела, человека, называющего себя Морваном. Что же касается царствующего здесь тирана, то, клянусь памятью матери, я всегда ненавидела его и…
Она не докончила. Один из кавалеров, тот, кого назвали барон Сен Юбер, занес на нее руку, и в глазах его запылала такая убийственная ненависть, что испуганная Марианна с криком отшатнулась.
– Ренегатка! Клятвопреступница! Богохульница! За то, что вы осквернили ложью память вашей матери, вас надо сжечь на костре, предать самым страшным пыткам, мерзкое создание! И вы говорите, что ненавидите Наполеона?
Он схватил ее за плечо и повалил на пол.
– Вы посмели сказать это? И еще раз повторите?
Побледнев от страха, но не желая сдаваться, Марианна прошептала:
– Да… и еще раз повторю!
Сен Юбер дал ей такую пощечину, что она упала на бок.
– Грязная маленькая шлюха! Ты так дрожишь за свою шкуру, считая ее драгоценной! Но твои басни не спасут тебя, слышишь? Ты ненавидишь Наполеона, а? А сегодня ночью в Бютаре ты так же ненавидела его?
– В… Бютаре? – едва выговорила изумленная Марианна.
– Да, в Бютаре! В этом очаровательном павильоне, где он обычно скрывает своих любовниц и где ты провела ночь! Ты, вероятно, была не в его постели? И ты не с ним прелюбодействовала, а?
Все закружилось вокруг Марианны. Ей вдруг показалось, что она сходит с ума, что мир рушится. Она закричала как безумная:
– Нет! Нет! Это обман! Вы лжете! Человека, с которым я встречалась, зовут Шарль Дени! Он простой буржуа.
– Перестанешь ты лгать наконец? А я еще восхищался твоим мужеством, готов был защищать тебя и помочь, может быть! Мерзавка!
Красный от гнева, барон снова поднял руку… Но вдруг вмешался Брюслар. Он загородил широкой спиной молодую женщину.
– Довольно, барон! – сказал он холодно. – Я не убийца и не палач! Она вне себя и не может отвечать за свои слова.
– Да она издевается над нами, шевалье! Предоставьте ее мне, уж я заставлю ее говорить. Подобные существа не заслуживают жалости!
– А я говорю: довольно! Здесь есть кое-что, чего я не понимаю…
Он повернулся к лежавшей в полубессознательном состоянии Марианне, помог ей подняться и усадил на табурет. В голове у Марианны словно бил большой кафедральный колокол. Она тщетно пыталась собраться с мыслями. Наверняка она сходила с ума! Или эти люди? Да, это так! Они безумцы… Тогда она стала жертвой ужасного недоразумения! Шарль!.. Шарль!.. Мой бог! Как они могли спутать его с авантюристом, который держит Европу под своим сапогом? Он был таким нежным, таким внимательным! Они его не знали, вот и все! Они не могли знать его! Простой буржуа. Боже, как болит голова!
Неожиданно Марианна ощутила у губ край стакана.
– Выпейте! – приказал шевалье. – Потом мы попытаемся выяснить правду.
– Шарль! – простонала молодая женщина. – Шарль Дени! Вы не можете знать…
– Пейте, говорят вам! Вы совсем позеленели!
Она выпила. Вино оказалось крепким и ароматным. Его тепло пробежало по телу, раздувая огонек жизни. Отведя стакан рукой, она посмотрела на шевалье таким блуждающим взглядом, что тот с состраданием покачал головой. Он пробурчал себе под нос:
– Слишком молода, чтобы быть такой пройдохой!
– Женское коварство не имеет возраста! – раздался безжалостный голос Морвана.
– Я просил вас предоставить мне возможность выяснить правду, господин Береговой Пират, – ответил резко Брюслар. – Отойдите дальше, господа, вы волнуете ее.
Барон Сен Юбер саркастически усмехнулся:
– Ваша неисправимая склонность к женщинам сыграет с вами в один прекрасный день злую шутку, шевалье! И я не уверен, что этот день не пришел.
– Если он пришел, то я уже достаточно взрослый, чтобы заметить это. Я хотел бы, чтобы мне не мешали расспросить ее.
– Пусть будет так, спрашивайте! Но мы останемся здесь! Мы послушаем.
Рыцари тьмы отошли вглубь и стали черной стеной у серой стены склепа. Марианна и Брюслар остались одни у стола.
– Вчера вечером, – начал он спокойно, – вас привезли к павильону Бютар в Сен-Клу?
– Действительно, мне называли это имя.
– Кто сопровождал вас туда?
– Князь Беневентский. Он сказал мне, что этот павильон принадлежит одному из его друзей, г-ну Дени, буржуа, человеку, перенесшему ужасное горе. Я должна была своим пением развлечь его.
– И вас не удивило, что Талейран сам взял на себя труд проводить вас к простому буржуа?
– Да, но князь объяснил, что дело идет о старом друге. Я подумала… что князь, возможно, познакомился с ним еще во время Революции или же под этим простым именем скрывается иностранный заговорщик.
