Светлана ожесточенно замотала головой. Юлия Михайловна
глянула на нее, усмехнулась и пошла на другую сторону сада, подумав, что обход
стоило сделать традицией хотя бы потому, что он веселил ее.
Кирилл Балуков, старший сын Катерины и Василия, заметил
бабку с соседнего участка, когда она подошла к сетке забора вплотную. «Опять
приперлась», – подумал он и про себя выматерился – не потому, что ему
что-то не нравилось, а просто потому, что он привык мысленно прибавлять пару
крепких слов по любому поводу. С ними было как-то легче.
– Эй, ты что не здороваешься? – сурово спросила
старуха. – Язык отсох?
– Здрасьте, – хмуро пробурчал Кирилл. – Я
вообще-то не «эй». У меня имя есть.
– И как же тебя зовут?
– А вам зачем? – нагловато поинтересовался он.
Старуха откинула голову и захохотала. Вообще-то она была не
такая уж старуха – выглядела моложе бабушки, да и смеялась не по-старчески. Она
его злила – своими вопросами, хохотом без причины, а самое главное – тем, что
уже третий день торчала за сеткой и смотрела за ними, смотрела во все глаза. А
они у соседки темные, с хитринкой, как у Бабы-яги на картинках в детской
книжке.
– Я не понял, чего смешного-то… – протянул Кирилл,
стараясь подбавить в голосе угрозы.
– Не понял, потому что дебил, – хладнокровно
ответила старая сволочь. – Как тебя по батюшке? Васильевич? Значит, Дебил
Васильевич.
Кирилл сначала растерялся, а потом обозлился. Украдкой
оглянувшись, чтобы проверить, нет ли рядом деда, он подошел поближе к забору и
вполголоса, с наслаждением выплюнул изо рта самый грязный мат, который пришел
ему на язык. Но проклятая бабка даже не покраснела – стояла, скалясь
по-прежнему, и вроде бы даже получала удовольствие от того, что слышит.
– Поговори, поговори еще, – предложила она. –
Вот расскажу деду про твои игры, тогда по-другому запоешь. Вот то-то же… –
добавила она, заметив смятение на лице парня.
– Да пошла ты! – пробормотал Кирилл, потому что
больше ему ничего не пришло на ум. Но голос его прозвучал испуганно. Блин, как
же он сам не сообразил, что противная старуха целыми днями на участке сидит да
по сторонам глядит? Но вроде темно вчера было…
У калитки показался дед, и Кирилл торопливо пошел прочь от
забора. Получается, она его видела вчера? И теперь может деду рассказать? Черт,
что же делать?
Вслед ему донесся негромкий хрипловатый смех.
– Опять она соседей дразнит, – озабоченно сказал
Митя, чистя картошку около раковины. – Скоро будет ходить к тем, кто на
другой стороне улицы живет. Перессоримся мы со всеми, чует моя душа. Ты
слышала, что она вчера Елене Игоревне советовала?
Вероника молча кивнула. Она слышала и пришла в ужас. Сказать
бабушке больного ребенка, что лучше всего придушить его, – такое не
помещалось у нее в голове. «Боже мой, откуда в ней столько злобы?!»
На ступеньках раздались тяжелые шаги, и Вероника вздрогнула
– Юлия Михайловна шла в дом.
Маша сидела в мансарде и писала сценарий. Егоровы выделили
для нее одну из двух верхних комнат – чистую, светлую, выходящую окошком на
улицу. Маша была рада этому, потому что по саду постоянно расхаживала Юлия
Ледянина, а любоваться матерью Вероники из окна Маше совершенно не хотелось.
«Ежик берет в руки метлу», – написала она и задумалась
на секунду. Ну да, берет метлу и как следует стучит метлой по голове зайчику,
который не убрал за собой комнату. Маша хмыкнула и стерла предложение.
«Простой, понятный, добрый сценарий», – как заклинание, повторила она в
четвертый раз и поглядела на монитор. «Как Ежик и Заяц делали уборку» – было
написано вверху страницы крупным шрифтом. Тема была несложная, сюжет
стандартный, повторяющийся в разных вариациях из года в год, и Маше нужно было
только придумать игровую ситуацию, в которой один зверек учил бы другого
убирать за собой комнату… и не разбрасывать огрызки по кровати. Последние были
ее собственной «больной мозолью», потому что периодически, плюхаясь с размаху
на диван, она обнаруживала под попой пару-тройку огрызков от яблок,
оставленных, конечно же, поганцем Костей.
«Заяц входит в комнату и видит там Ежика, – быстро забарабанила
Маша по клавишам, решив писать, что в голову придет. – Ежик сидит в
неубранной комнате. Вокруг разбросаны окурки, объедки и пустые пивные бутылки.
Реплика Зайца: „Ах ты колючая скотина! Мало того что топаешь по ночам, так
вдобавок и свинячишь!“ Реплика Ежика: „Отвали, ушастый пень. Морковку тебе в
грызло…“
Маша остановилась и в ужасе перечитала написанное. Потом
представила, как пятилетние дети с родителями смотрят ее передачу по
телевизору, и хихикнула. Морковку в грызло, значит… Замечательно!
Она закрыла ноутбук и уставилась в окно. Сценарий –
простейший, стандартный сценарий – не получался уже второй день. Вместо
положенных куклам реплик в голову лезла всякая муть. Да не просто муть, а муть
с ругательствами, ссорами, драками всех персонажей, включая добрейшего ведущего
Дядю Колю, который в Машиных фантазиях раскручивал Ежика и Зайца над головой,
бешено вращая глазами, а затем швырял прямо в камеру. «Так будет с каждым, кто
не уберет за собой комнату!» – зловеще обещал Дядя Коля вместо ежевечернего
ласкового «Добрых вам снов, мои дорогие друзья». «Ночные кошма-ары! –
завывал Дядя Коля. – Вот что ждет вас, маленькие прохвосты, если я найду
еще хоть один огрызок на диване!»
– Тьфу, – сказала Маша, вспомнив о Дяде Коле и
вставая из-за стола. – Надо же, пакость какая.
После двух бесплодных дней вымучивания сценария приходилось
признать: ее фантазии навеяны Юлией Михайловной. Сначала Маша гнала от себя эту
мысль, но после того, как скромная Мышка из передачи, раз в неделю по вечерам
обучающая детишек мастерить поделки, в ее сценарии слепила из пластилина кукиш,
Маша задумалась. Кукиш любила показывать именно Вероникина мать: артистично
складывала, начиная с мизинца, узловатые пальцы, будто веер сворачивала, и в
самый последний момент просовывала большой палец между указательным и средним.
Ноготь на пальце был крепкий, желтоватый, и именно его Юлия Михайловна
подсовывала под нос тому, кому адресовался кукиш. Последний раз это был Димка,
предложивший пойти на озеро с самого утра. Тут-то и получил он под нос фигу от
бабушки.
– Сначала навес сделайте у забора, – потребовала
Юлия Михайловна. – Старая я уже стала – под солнцем целый день сидеть.
Слышь, зятек?
– Не хотите под солнцем сидеть, оставайтесь в
доме, – ледяным голосом ответил Митя, поднимая на нее ненавидящий
взгляд. – И не смейте меня зятьком называть.
– Ах ты толстячок! – умилилась Юлия
Михайловна. – Ладно, не гундось. Будешь сусликом.
«Бедная Вероника, – покачала головой, вспомнив ту
сцену, Маша. – Какое ангельское терпение нужно иметь, чтобы ни разу не
сорваться. А уж про Митю и говорить нечего…» Нехорошая мысль о том, что муж
Вероники и впрямь слегка напоминает упитанного суслика, притаилась где-то в
уголке сознания, но Маша постаралась прогнать ее.
