Тетушка покорно вздохнула, смиряясь с неизбежным.
– Чтоб их, Егоровых… – страдальчески сказала
она, – вот ведь, не было печали…
– Сначала с семьей Вероники поговорю, потом с
оперативниками, – Бабкин теперь обращался к Илюшину, с удовольствием
доедавшему второй бутерброд с медом. – Ты на озеро пойдешь?
– Пойдет, конечно, – ворчливо фыркнула за Макара
Дарья Олеговна. – Что ему, дома торчать, пока ты разговоры разговариваешь?
Солнышко на дворе, красота, только и купаться…
– Дома я, разумеется, торчать не буду. – Макар
задумчиво посмотрел на третий кусок хлеба, но вздохнул и отказался от
заманчивой идеи слопать еще один бутерброд. – По деревне пройду,
осмотрюсь.
– Зачем? – хором спросили Бабкин и тетушка Дарья.
– Как зачем? – удивился Макар. – Потому что я
очень, очень умный. И беспристрастный. Тебе, мой податливый женскому очарованию
друг, совершенно необходим противовес в моем лице.
Он с важным видом поднял указательный палец, заметил, что
палец перемазан в меду, и быстро слизнул мед, смущенно взглянув на тетушку
Дарью.
– Во как, значит, – сказала Дарья Олеговна, вставая
и вытирая руки об передник. – Ну, Сережа, ну, удружил! Мало того что сам
дурью будешь маяться, так и Макар с тобой за компанию! Эх, я бы вас обоих…
Она погрозила племяннику кулаком и, не договорив, начала
складывать посуду в тазик, грохоча чашками и блюдцами.
Обыск в доме был проведен тщательно, но наволочки, снятой
убийцей с подушки по неизвестным соображениям, не нашлось. Валера с Алексеем
прошли по огороду и саду, но и там следов свежевскопанной земли, в которую
Егоров мог спокойненько зарыть наволочку, не обнаружилось, а перерывать весь
огород было, конечно, делом пустым и ерундовым. «Сунул в пакет да унес с собой
на озеро, – размышлял Забелин, – а где-нибудь по дороге в перелеске
закопал».
Проверяя другие версии, оперативники опросили всех жителей деревни
Игошино, а заодно и соседней Малаховки, стоявшей в семи километрах. Никаких
чужих людей в день убийства ни в той, ни в другой деревне не видели. Рейсовый
автобус, проходивший два раза в сутки через Игошино до райцентра, был в тот
день заполнен до отказа, но в автобусе ехали только местные.
Впрочем, Забелин и не верил в версию с чужаком.
Драгоценностей в доме нет, денег преступник не взял, хотя лежали те деньги в
выдвижном ящике комода, даже не спрятанные в конвертик, а просто перевязанные
хозяйственной резинкой: бери – не хочу. Вещей никаких не пропало. Стало быть,
не по корыстным мотивам угробил человек Ледянину Юлию Михайловну, а по личным.
И хотя соседи, не таясь, подтвердили показания Егоровых и их подруги Елиной о
скверном характере убитой, но за скверный характер, слава богу, пока еще не
убивают. Получалось, что единственным человеком, у которого имелся мотив,
оставался Дмитрий Егоров.
Пока Макар бесцельно, с точки зрения Бабкина, шатался по
деревне, заводя знакомства с жителями, сам Сергей подробно выспросил Веронику и
Машу обо всем, что могло иметь хоть малейшее отношение к смерти старухи.
Разговорил Ирину, но девочка ничего нового к словам матери добавить не могла,
как и Димка, ее младший брат. Тот вообще смотрел на Бабкина с большим недоверием
и один раз чуть было не разревелся, когда Сергей по глупости упомянул, что отец
его сидит под арестом. М-да, приходилось признать, что толку от детей было
немного.
Для очистки совести Сергей поднялся в мансарду –
побеседовать с Костей. Парнишка ему обрадовался и охотно рассказал все, что
помнил, но помнил он в основном, как мама испугалась, когда они заблудились в
лесу, и как обрадовалась, когда они вышли на лесника.
– Что за лесник? – заинтересовался Бабкин. Маша
никакого лесника и словом не упомянула.
– Ну, его только так называют – Лесник, – объяснил
Костя. – На самом деле он уже давно им не работает. Мне мама так сказала.
В общем, он нам показал, куда идти. Хотя я бы и сам маму вывел, – небрежно
прибавил мальчик. – Я ориентируюсь неплохо вообще-то.
– А что тот лесник в лесу делал, он не сказал?
– Сказал, что грибы собирал, – протянул
мальчик. – А, по-моему, просто перед нами притворялся.
– С чего ты взял? – мигом насторожившись, спросил
Сергей.
– У него вся корзина была ветками закрыта. Я хотел
посмотреть, а он мне не дал. Сказал, что грибы чужих глаз не любят. Ерунда же,
правда?
– Может, и не ерунда, – пробормотал Бабкин,
выпрямляясь во весь рост и чуть не стукнувшись о балку над головой. –
Может, в игошинском лесу грибы растут ранимые, с тонкой душевной организацией.
Кому, как не леснику, про их характер знать. Ладно, Костя, спасибо большое.
– Да вы обращайтесь, я помогу, – горячо заверил
его Костя, вскакивая с кровати и преданно заглядывая Бабкину в глаза. – Хотите,
послежу за кем-нибудь? Я могу, честное слово!
Бабкин чуть не ляпнул, что он последит парнишке ремнем по
попе, но вовремя спохватился.
– Следить не надо, это любой дурак может, – веско
сказал он. – А вот мать защищать – дело поответственнее.
– От кого? – испуганно дернулся Костя.
– Пока не от кого, но вдруг понадобится, –
уклончиво ответил Сергей. – Так что ты будь рядом. Идет?
– Идет, – закивал Костя, и, довольный своими
дипломатическими способностями, Бабкин потопал вниз по лестнице.
Родион встал в хорошем настроении, выглянул во двор и с
легким замиранием сердца обнаружил под навесом ведро с колодезной водой,
которое сам же накануне туда поставил. Опасливо макнув палец в воду, Копушин
поежился: за ночь вода, конечно, согрелась, но обливаться все равно не
хотелось. С минуту Родион раздумывал, что важнее: закаливание организма или
честность перед самим собой, и пришел к решению, что большинство людей не
говорят всей правды даже самим себе, а он, Родион Раскольников, говорит. Честно
признается в своем отвращении к обливанию. Облиться может любой, а признаться в
маленькой слабости далеко не каждый. Следовательно, это качество и стоит
воспитывать в себе, а обливание подождет до другого раза. В конце концов,
превосходство личности обеспечивается не ее физической выносливостью, а
интеллектом.
Выплеснув ведро под куст калины, Родион вернулся в дом,
позавтракал, с пренебрежительной усмешкой вспоминая вчерашних придурковатых
оперативников, и понял, что ему хочется сделать. Не отдаться целиком и
полностью тому приятному каждодневному делу, которое в действительности было
развлечением… нет, хотелось маленькой зарядки для собственного настроения,
всплеска эмоций. И Копушин знал: обеспечить такой всплеск лучше всего
наблюдением за теми гомо сапиенсами, что бегают сейчас и суетятся, словно
муравьи в разрушенном муравейнике, а все потому, что он, Родион, так захотел.
Стоило, стоило насладиться результатом своих действий. Поэтому Копушин оделся,
запер дверь и не торопясь пошел по деревне, рассматривая наличники на окнах.
Жаль, идти недалеко – наличники в Игошине были хороши.
