Катерина относилась к мужу в общем-то хорошо и потому
постаралась придумать для него смерть нестрашную и быструю. Скажем, утонул… Но
Василий плавал, как выдра, в Игошинском озере мог нырять часами, и утопить его
Катерине было не под силу – сама бы раньше утонула. Тогда она обдумала
случайный удар током. Но и новый вариант отпал – при профессии Василия ожидать,
что он случайно сунет пальцы в розетку или схватится за оголенный провод, было
бы наивно. Также не подходило падение с лестницы, поскольку Василий, несмотря
на худобу, мужик крепкий и наверняка остался бы в живых, и бессмысленная смерть
по пьянке, например, угорел в гараже, – Василий не пил.
Отбрасывая один вариант за другим, Катерина начинала злиться
на мужа, который в ее воображении никак не хотел отдать богу душу. В конце
концов она отказалась от мысли расправиться с супругом ласково и по возможности
бескровно, оправдывая себя тем, что по-другому он помирать не хочет, и стала
придумывать новые способы убийства. В каждом из них фигурировала перерезанная
шея, потому что ночной храп Василия Катерина ненавидела тихой ненавистью. Много
лет муж мешал ей спать по ночам, и именно его Катерина обвиняла в том, что у
нее зародились нехорошие мысли. Не храпел бы – она не мучилась бы от
бессонницы, не фантазировала бы о пустом и несбыточном. Логическая цепочка ее
построений была безупречной.
Найти подходящую идею опять помогли средства массовой
информации. В соседнем районе полтора месяца орудовала жестокая банда,
наводившая страх на жителей. Трое или четверо мужчин врывались в дома, убивали
спящих хозяев, быстро исчезали с небогатым уловом. Действовали они хаотично, и
понять, по какому признаку выбирали грабители дома своих жертв, так и не смогли:
банда растворилась так же неожиданно, как и появилась. Одно было важным для
Катерины – они перерезали горла жертвам во сне. Но несколько раз оставили в
живых женщин и детей, лишь заклеив им глаза черным скотчем.
«Отправить детей с Галиной куда-нибудь, а Алексея Георгича
на рыбалку… – обдумывала Катерина. – Ворвались лиходеи ночью,
заклеили мне глаза, убили Васю. Деньги надо взять заранее и сжечь…»
План выстраивался на глазах – хороший план, вполне
осуществимый. Нужно было лишь продумать все детали, каждую мелочь, чтобы ни у
кого не возникло ни малейших подозрений, но для Катерины это было несложно.
Оставалось выбрать повод для свекрови, чтобы та уехала на ночь с детьми в
город.
Он почти нашелся, и тут в Игошине случилось первое убийство.
Родион Копушин возвратился домой и первым делом подошел к
зеркалу, висевшему в пыльном углу. Под глазом расплывался синяк, красный в
середине и лиловый по краям.
– Гнида, – сказал Копушин своему отражению, имея в
виду Бабкина. – Убить жирную сволочь!
Он сел за стол и расплакался от унижения. Родиона били всего
пару раз в жизни, и каждый раз он предчувствовал, что сейчас начнется битье,
успевал морально подготовиться. Получить вот так, без всякой причины, от
человека, которого он считал неспособным на подобный поступок, было обидно до
слез. Копушин высморкался в платок и, обнаружив кровавую соплю, расстроился еще
больше.
«Пистолет, – ожесточенно думал он, умывая лицо холодной
водой из ведра. – Против таких сволочей можно бороться только с пистолетом
в руке. Правильно сказано: Господь создал людей слабыми и сильными, а полковник
Кольт уравнял их шансы». Он представил, как здоровяк стоит перед ним на
коленях, а сам Родион всаживает в него пулю за пулей, и от такой приятной
картины даже синяк стал меньше болеть.
Войдя в комнату, Копушин уселся за стол и принялся
размышлять, где бы достать оружие. «Легче простого, – прикидывал
он. – Приехать на рынок, узнать, кто там местный авторитет, и купить у
него ствол за пару штук». Продукты Родион покупал в супермаркете, местных
авторитетов представлял исключительно по женским сериалам, демонстрируемым
крупными телеканалами, а ствол воображался ему большим, блестящим и чем-то
похожим на гранатомет. Но идея Копушину понравилась.
Взгляд его упал на чистый лист бумаги, и, продолжая
воображать себя со стволом, Родион потянул его к себе. Схватил ручку, погрыз ее
пару секунд и начал быстро строчить.
«Бэрил ударил его изо всех сил, сравнимых с силой медведя.
Мощный кулак был подобен пушечному ядру, крошащему борт корабля. Но Рид, наученный
десятью годами служения монаху первого уровня, перехватил его лапу, вывернул, и
под сенью замка раздался дикий рев необузданного Бэрила.
– Отпусти! – умолял он, упав перед Ридом на колени
и проклиная тот момент, когда он согласился принять грязные деньги за то, чтобы
убить этого прекрасного, странного юношу. – Клянусь, я буду служить тебе,
как корни служат деревьям!
– Ты будешь служить мне, как шкура служит зверю! Как
дверь служит дому! Как стрела служит меткому лучнику! – звонким голосом
проговорил Рид, опуская тонкую нежную руку на шею укрощенного зверя.
Бэрил прикоснулся к ней губами и упал без сил в экстазе
великого служения…»
Спустя десять минут Родион Копушин, студент филологического
факультета института иностранных языков, забыл и о Бабкине, и о Макаре, и об
утреннем происшествии под липой.
Маша приготовила обед, сообразив привлечь к работе Ирину, и
отправилась на лужайку. В самой середине сада Егоровы выкопали крошечный
бассейн, налили туда воды, посадили водоросли и поселили в бассейне лягушку.
Димка иногда приносил ей комаров, но лягушка комаров не брала и к Димке
относилась настороженно. «Зажралась совсем», – говорил в таких случаях
Димка, подражая матери.
Под яблонями вокруг бассейна поставили маленькие скамеечки,
в стороне насыпали небольшую кучу песка, и получилось чудесное место для
отдыха. Здесь играли Димка с Костей, и к ним Маша полчаса назад отослала Ирину
– приглядеть за мальчишками, которые от изготовления арбалета перешли к
вырезанию стрел.
– Последи, Ириш, чтобы они стрелы из своих пальцев не
нарезали, – попросила Маша. – А я пока посуду вымою.
Управившись с делами, она пришла на лужайку и обнаружила
идиллическую картину – на подстилке в тени яблони каждый занимался своим делом:
Костя обстругивал стрелы ножом, Димка внимательно осматривал перья, лежащие
кучкой в коробочке, а Ирина читала книжку, лежа на животе, – на сей раз
учебник, а не Лукьяненко. За забором толстая соседская девочка обрывала вишни.
Лягушка не показывалась.
– Димка, откуда у тебя перья? – спросила Маша, с
удовольствием растягиваясь на траве.
– Дядя Сережа принес, – ответил мальчик,
увлеченный своим занятием.
Маша побоялась спрашивать, где их раздобыл дядя Сережа.
Перья были куриные: белые, крепкие и чистые. «Курицу задушил, перья ободрал,
тушку сварил», – мелькнуло у Маши, но она торопливо прогнала мысли. Думать
следовало о будущем сценарии, а также о Веронике, которая должна вернуться
завтра или послезавтра.
Но сценарий снова не обдумывался. Зверюшки, которых изо всех
сил старалась представить Маша, виновато разводили лапками и качали мохнатыми
головами.
