– С Родей… из дома напротив… который студент, –
призналась она, надеясь, что к студенту у деда отношение будет хорошее. –
Он же такой взрослый! Книги пишет, он сам говорил…
– Ах ты… – с ненавистью произнес дед, словно
выплевывая каждое слово, и повернулся к ее матери: – Кого ты нам вырастила, а,
Катерина?
Вздрогнув, словно ее хлестнули кнутом, Катерина перевела
беспомощный взгляд на Ольгу, и он зажегся яростью.
– Значит, ты у нас уж взрослая… – задыхаясь,
сказала Катерина, подскакивая к дочери и ловко хватая ее за куцый
хвостик. – Значит, с мужиками взрослыми можешь спать? Ах ты дрянь!!
Вот с этой секунды в доме Балуковых и поднялся такой шум,
какого старые стены никогда не слышали.
– Ты виновата, ты! – вопила между тем Галина, тыча
пальцем в невестку, тащившую дочь по полу. Ольга кричала и извивалась.
– А ты помолчи! – попытался одернуть ее старший
Балуков.
Но Галина продолжала обвинительно тыкать пальцем и вопить,
пока Алексей Георгиевич не дал ей легкую пощечину, чтобы угомонилась. Тут
Галина заревела так, что визг Ольги показался им всем ерундой по сравнению с ее
басистым ревом.
Василий, оцепенело созерцавший эту дикую сцену, тихонько
выбрался из комнаты, вышел на свежий воздух и глубоко вздохнул несколько раз,
пытаясь прийти в себя. Его раздирали на части смешанные чувства, которым он не
мог и не умел найти названия. Знал только, что ему нужно сделать одно дело,
одно очень важное дело… Потому что в суматохе, поднявшейся после Ольгиного
признания, все забыли про человека, виновного в том, что он обесчестил его
дочь.
Родион Копушин не слышал криков в доме напротив. Он
увлеченно заканчивал рукопись, которая должна была стать новым словом в
современной литературе. Характеры, более глубокие, чем в жизни; диалоги,
наполненные философским смыслом и одновременно легкостью; сюжет фантастический
и в то же время жизненный… Родион по праву мог собой гордиться!
Копушин подошел к зеркалу и откинул голову назад,
представляя свою фотографию на обложке журнала.
– Как я пришел к сюжету моего произведения? – бесстрастно
спросил незримого собеседника. – Это было озарение! Я знаю, вам сложно
понять, что оно такое, но поверьте мне на слово…
На предложении туповатому собеседнику поверить Родиону на
слово дверь распахнулась, и в комнату ворвался высокий, худощавый человек, в
котором перепугавшийся Копушин узнал отца Ольги.
– В-в-вы что?! – попятился Копушин. – В-в-вы
зачем?
Не тратя времени на разъяснения и выслушивание Родионовых
оправданий, Василий неловко вытянул вперед кулак и попал Копушину по носу. Из
носа немедленно потекла кровь, Родион с криком отшатнулся, а Василий, который
при виде крови окончательно впал в азарт, принялся лупить его со всех сторон,
не разбирая, куда приходятся удары. Бил он бессмысленно и без особого
результата, но Копушину показалось, что сейчас он умрет.
– Помогите! – простонал он, валясь на пол. –
Убивают!
От его слов Василий слегка пришел в себя. Он стоял над
Родионом, сжав кулаки, и с удовлетворением изучал окровавленное лицо
противника.
– Будешь еще чужих дочерей портить, а? – Наклонился
к Копушину и тряхнул его за плечо. Родион взвизгнул и съежился. – Будешь?!
Заморыш гнилой. Тьфу!
Василий сплюнул куда-то в сторону, повернулся и вышел,
громко топая по полу. Родион постонал еще немного на полу, затем попытался
приподняться. Наконец ему удалось встать на ноги, доковылять, ощупывая свое
тело, до кровати.
– На помощь! – слабо воззвал в пространство
Родион, чувствуя, что жизнь вытекает из него.
Господи, зачем он связался с какой-то деревенской дурой?!
Хотел легкого секса и простых развлечений? Хотел преклонения? Вот оно,
преклонение, – явилось в образе зверя-папаши, который измордовал его почти
до потери сознания.
«А ведь с них станется заявление в милицию написать…» – в
ужасе сообразил Копушин и опять застонал, на сей раз от страха. Нужно срочно
уезжать отсюда! Его били в Игошине уже два раза. Два раза!! Второй раз до
крови! Над ним глумились!
Смыв с лица кровь, Копушин кинулся собирать вещи. Он
допускал, что папаша может вернуться второй раз, а может, и третий. «У нее и
брат есть, – запоздало вспомнил Родион. – И дед!» Представив себе
Василия Балукова, помноженного на три, Копушин стал бросать вещи в сумку с
удвоенной скоростью.
Он так торопился, что чуть не забыл свою рукопись, лежащую
на стуле. Родион сделал шаг к ней и остановился, пораженный до глубины души. На
верхнем листе красовался гнусный плевок Василия Балукова.
«Я их всех убью! – пообещал себе Копушин. – Только
потом».
Он протер рукопись тряпкой, попавшейся под руку, сунул ее в
сумку и стремительной рысцой выбежал из дома. Он пробрался огородами, потому
что панически боялся идти по деревне, и через десять минут только кривая
тропинка, проложенная среди зарослей крапивы на участке Марьи Ковригиной,
говорила о том, что здесь пробежал будущий великий писатель Родион Копушин.
* * *
Утром Маша проснулась, чувствуя себя совершенно
выздоровевшей. Костя, вечером настоявший на том, чтобы их кровати сдвинули
вместе, около полуночи вскочил и принялся двигать кровать обратно.
– Костик, ты что? – испуганно дернулась Маша,
тотчас проснувшись. – Что случилось?
– Ты храпишь! – прошипел мальчик, толкая кровать в
сторону. – Я все время просыпаюсь!
Маша рассмеялась, помогла ему передвинуть кровать на прежнее
место и спокойно уснула до утра.
Как ни странно, утром состояние Вероники заботило ее больше,
чем вчерашний кошмар, который казался теперь именно кошмаром и ничем иным:
плохим, страшным сном, который следовало просто выкинуть из головы. Она помнила
Лесника, просившего ее проснуться, и появление убийцы так естественно вписалось
в ее сон, что было сложно провести границу между сном, в котором оставался
Лесник, и явью с Кириллом Балуковым. Она и не проводила. Но вчерашнее
неожиданное и спасительное появление Кости – перепуганного, готового
расплакаться, с арбалетом в дрожащих руках – было точно тяжелой явью.
Но сам Костя чувствовал себя превосходно и готов был
повторять по десять раз, как он застрелил кровавого убийцу, покушавшегося на
его маму. К завтраку Маше надоело его безудержное славословие самому себе, и
она пригрозила, что отберет арбалет, если Костя сейчас же не переведет разговор
на какую-нибудь другую тему.
– Тетя Вероника утром плакала, – мигом сообщил
сообразительный Костя, зная, чем можно отвлечь мать.
Маша и в самом деле задумалась, и Костя тут же утащил свою
игрушку. Стрелы он теперь постоянно носил с собой – на всякий случай.
«Начинается… – думала Маша про Веронику, стараясь
прогнать нарастающее раздражение. – Нормальная жена поговорила бы с мужем,
прямо спросила: „Ты убил, милый?“ Вот и решились бы все ее мучения. Но Вероника
из другого теста. Она, даже если и поговорит, все равно после начнет мучиться:
„А вдруг он мне неправду сказал? Вдруг решил меня пощадить!“
