– Веруня, зачем ты ей звонишь? – спросил тогда
Митя. Сам он никогда первым не вспоминал про Юлию Ледянину. – Она ведь
даже не мать тебе, а биологический производитель. Так зачем? Не понимаю.
Вероника задумалась.
– Знаешь, Митя, наверное, из-за чувства долга, –
призналась она в конце концов. – Меня бабушка так приучила. Постороннему
человеку стыдно рассказать: живем с матерью в одном городе и созваниваемся два
раза в год!
– Ты бы, Вероника, поменьше о посторонних думала и
побольше о себе, – посоветовал Митя.
Она не совсем поняла, что имел в виду муж, но переспрашивать
не стала, поскольку знала: после случая с больницей Митя возненавидел тещу. Они
никогда не говорили об этом, но она все чувствовала, и такая ненависть в
спокойном, мягком муже ее немного пугала.
Годы шли. Вероника родила Димочку, Митя сменил работу, уйдя
наконец с опостылевшего завода, и принялся «крутиться». Несмотря на все его
усилия, больших денег в семье не появлялось, но на жизнь хватало, и Вероника
гордилась мужем. Да, не Рокфеллер – но Рокфеллер ей и не нужен был. А уж когда
Митя сообщил о своих планах купить в кредит трехкомнатную квартиру, в которой
наконец-то хватило бы места для всех, и показал Веронике расчеты, она
окончательно убедилась в том, что ее муж не неудачник, как злобствовала Юля, а
Мужчина с большой буквы. Только настоящий Мужчина может столько сделать для
своей семьи, сколько ее Митенька. Конечно, пугал кредит, взятый на такое
огромное количество лет, что даже заглядывать в это будущее становилось
страшно, а не то что думать о собственном материальном достатке. Но в конце
концов аргументы мужа перевесили, и семья Егоровых переехала в новую квартиру.
С того времени об отпусках и вожделенных поездках на море
пришлось забыть. Денег еле-еле хватало на выплату ежемесячных взносов. Зато у
них имелась прекрасная дача в Игошине, и уж кому-кому, а Веронике было грех
жаловаться: живут в своей квартире, при машине, да и дети все лето в деревне,
на свежем воздухе. Что еще надо? Иногда подкрадывалось предательское желание:
«Поехать бы в Италию! Хоть одним глазком на Венецию взглянуть!», но Вероника такие
мысли отгоняла. Может быть, потом, когда ребятишки подрастут, когда они с мужем
кредит выплатят… А сейчас нужно работать, а не пустыми несбыточными мечтами
голову забивать.
Ей стукнуло сорок, Мите – сорок пять. Оба были вполне
довольны жизнью, и если б не постоянная напряженная работа, считали бы себя
счастливыми людьми.
Пока в их жизни не появилась Юлия Михайловна Ледянина.
К шестидесяти четырем годам у Юлии Михайловны болело все,
как будто сама она превратилась в болезнь. Юлия с трудом ходила и старалась
реже вставать с кровати. Давление бешено прыгало вверх-вниз, спина при любом
неловком движении отзывалась болью, голова по утрам была тяжелая и какая-то
мутная, словно в нее залили застоявшейся аквариумной воды.
В один пасмурный день Юлия Михайловна позвонила дочери и
велела приехать…
Вечером Вероника ждала Митю, а в ушах стоял тихий звон,
будто, внутри у нее оказался колокол. Она время от времени встряхивала головой,
затыкала уши, но звон прекращался на пару минут, а потом возвращался обратно.
Из-за него она даже пропустила момент прихода мужа, не услышав, как
поворачивается ключ в замке.
– Вероника, ты что? – спросил Митя, увидев лицо
жены. – Что с тобой?
– Митя, – одними губами произнесла она. –
Митя, она хочет к нам переехать.
Дмитрий Егоров отказывался верить своим ушам. Переехать к
ним?! С какой стати?! Только потому, что она больна настолько, что больше не
может сама за собой ухаживать?
– Веруня, конечно, мы будем ей помогать, – как
можно убедительнее сказал он. – Какой бы она ни была, но она тебя родила,
я все понимаю. Будем приезжать, лекарства привозить, продукты…
Он осекся, увидев, с какой тоской смотрит на него Вероника.
– Митенька, ты не понимаешь, – покачала она
головой. – Ты ее не видел. Она развалина, понимаешь? Ходит с трудом, еду
готовит с трудом… Зашла при мне в туалет, а потом… – Вероника закрыла
глаза рукой. – Митя, ее хватит еще на пару месяцев в лучшем случае, а
потом она превратится в лежачую больную. Мы же не можем с тобой бросить лежачую
старуху умирать одну! А она будет именно умирать, потому что ее пенсии хватает
только на еду. Она же в жизни не работала!
Вероника с трудом сдержала всхлип. Дмитрий отодвинул тарелку
с нетронутой едой и встал.
– Ну вот что, – тоном, не терпящим никаких
возражений, заговорил он. – Независимо от того, что ты думаешь об этой
женщине, в нашем доме она жить не будет. Она тебе не мать и никогда ею не была.
Бросить ее, как ты говоришь, мы тоже не можем. Поэтому сделаем так: найдем
сиделку, которая будет ухаживать за ней за квартиру. Я помню, какая огромная у
нее трешка. Уверяю тебя, желающих найдется – вагон и маленькая тележка. Вот и
все решение проблемы.
Он выдохся и сел, с тревогой глядя на жену, все еще
закрывавшую глаза ладонью. Наконец она убрала руку, и Митя Егоров увидел в ее
глазах отчаяние.
– Митенька, ничего не получится, – из глаз
Вероники текли слезы. – Митенька, милый, она квартиру продала. Нет у нее
квартиры. Нечем нам платить сиделке.
Юлия Ледянина надумала уехать в Данию в двухтысячном году.
Продала квартиру, получив за нее такие огромные деньги, каких в руках не
держала. И решила тряхнуть стариной напоследок, утереть нос молодым стервам.
Гуляла-кутила, пока хватало сил, а через четыре месяца спохватилась, но к тому
времени сожитель уже укатил в Данию без нее. А одну Юлию Михайловну, как выяснилось,
никто за границей не ждал и объятий для нее не распахивал.
Расстраиваться из-за этого она сочла большой глупостью. Ну
что ж, значит, не покинет родимый СССР, то есть теперь уже Россию. Ничего, жить
и здесь прекрасно можно, были бы деньги. А деньги были. Правда, купить на них
трехкомнатную квартиру уже не получалось, и даже на двухкомнатную не хватало,
поэтому Юлия Ледянина, недолго думая, сняла квартиру в аренду – хорошую
квартиру, с большими окнами и высокими потолками.
Спустя шесть лет она ютилась в комнатке, куда ее пустили
родственники старой приятельницы. Комнатушка была тесная, пыльная, вся забитая
хламом, и Юлия Михайловна брезгливо морщила нос, открывая дверь в этот приют,
как она называла свое жилье. В остальной квартире гадко пахло кошками, ходила
туда-сюда нечесаная опухшая хозяйка, баба неопределенного возраста, и смотрела
на Юлию Михайловну, как на пустое место.
Когда старая приятельница заявила, что больше родственники
держать у себя «за бесплатно» Юлю не будут, она позвонила дочери. В конце
концов, пусть позаботится о родной матери, раз за всю жизнь ни разу не
позаботилась.
* * *
Маша, Костя и семейство Егоровых сидели за столом на
веранде, доедая завтрак, а старуха устроилась около углового окна, оглядывая
окрестности. Не зря она заставила зятя принести сюда кресло. Веранда в доме
Егоровых высокая, и можно видеть, чем занимаются все соседи. «Капитанский
мостик», – хмыкнула про себя Юлия Михайловна, а вслух сказала:
