– Но какое из них вы называете третьим? –
поинтересовалась мисс Марпл.
Глаза ее – яркая фарфоровая голубизна – проницательно
взглянули на инспектора. Он кивнул:
– Да. Возможно, вы правы. Знаете, когда помощник
комиссара разговаривал со мной об этих убийствах, что-то в его словах
показалось мне ошибочным. Именно это – последовательность событий. Я, конечно,
думал о детской считалочке. Король в конторе, королева в зале, служанка вешала
белье.
– Вот! – воскликнула мисс Марпл. – Если
следовать считалочке, Глэдис должны были убить после смерти миссис Фортескью,
так? А ведь ее убили раньше?
– Думаю, что да, – сказал Нил. – Я почти в
этом уверен. Тело ее нашли только поздним вечером, и трудно сказать, давно ли
она была мертва. Но я считаю, что ее убили где-то около пяти часов, иначе…
– Иначе, – подхватила мисс Марпл, – она бы
успела занести в библиотеку второй поднос?
– Именно. Она занесла поднос с чаем, принесла в холл
второй, и тут что-то произошло. То ли она что-то увидела, то ли что-то
услышала. Что именно – вот вопрос. Может, это был Дюбуа, спускавшийся по
лестнице из комнаты миссис Фортескью. А может, через боковую дверь вошел
молодой человек Элейн Фортескью, Джералд Райт. Кто бы это ни был, он выманил ее
в сад, а поднос так и остался в холле. После этого смерть, мне кажется, нашла
ее быстро. Ведь на улице было холодно, а ее форменная одежда совсем тонкая.
– Вы совершенно правы, – согласилась мисс
Марпл. – «За дворцом служанка вешала белье» – это не получалось с самого
начала. Развешивать белье вечером она бы не стала и в любом случае обязательно
накинула бы на себя пальто. Нет, все это был камуфляж, как и прищепка, чтобы
подогнать под стишок.
– Вот, – согласился инспектор Нил. – Тут и
начинается бессмыслица. Тут наши с вами взгляды пока расходятся. Переварить этот
детский стишок я… просто не могу.
– Но почему, инспектор? Ведь именно так все и
произошло.
– Так, да не так, – проворчал Нил. –
Последовательность-то нарушена. Из стишка ясно следует, что третьей должны
убить служанку. А у нас с вами третьей убили королеву. Адель Фортескью была
убита между двадцатью пятью минутами шестого и без пяти шесть. А Глэдис, по
идее, к тому времени уже была мертва.
– Тут и возникает закавыка, да? – спросила мисс
Марпл. – Несовпадение со считалочкой?
Инспектор Нил пожал плечами.
– Возможно, мы чересчур придираемся. Все смерти
условиям считалочки отвечают, наверное, другой цели убийца себе и не ставил. Но
пока я рассуждаю так, мисс Марпл, будто стою на вашей точке зрения. А сейчас
охарактеризую дело со своей. Дроздов, рожь и все прочее – побоку. У меня на
вооружении – трезвые факты, здравый смысл и причины, ради которых психически
нормальные люди совершают убийства. Итак, смерть Рекса Фортескью и кому она
выгодна. Выгодна она многим, но прежде всего его сыну, Персивалю. В то утро Персиваля
в «Тисовой хижине» не было. Положить яд отцу в кофе или во что-то другое,
съеденное отцом на завтрак, он не мог. По крайней мере, поначалу мы так
считали.
– Ага. – Глаза мисс Марпл ожили,
засветились. – Значит, с ядом все было не так просто. Знаете, я много
думала о том, как его все-таки отравили, кое-что даже придумала. Но никаких
улик или вещественных доказательств, конечно, нет.
– Расскажу вам все как есть, не вижу нужды скрывать.
Токсин подмешали в новую банку мармелада. Ее поставили на стол, и мистер
Фортескью за завтраком съел верхний слой. Позже эту банку кто-то выбросил в
кусты, а в буфетную поставил точно такую же, причем верхний слой мармелада тоже
был срезан. Банку в кустах нашли, у меня есть результаты анализа. В ней
обнаружены следы токсина.
– Вот, значит, как, – пробормотала мисс
Марпл. – Что ж, все легко и просто.
– У «Консолидейтед инвестментс», – продолжал
Нил, – дела шли из рук вон плохо. Забери Адель Фортескью сто тысяч фунтов,
которые завещал ей муж, фирма, скорее всего, просто обанкротилась бы. Переживи
мисс Фортескью мужа хотя бы на месяц, деньги пришлось бы платить. Проблемы
фирмы ее мало интересовали. Но пережить мужа на месяц ей не довелось. Она
умерла, и предназначенные ей деньги перешли к тому, кто унаследовал все
имущество, очищенное от долгов и завещательных отказов. Другими словами,
опять-таки к Персивалю Фортескью.
Всюду Персиваль Фортескью, – не без огорчения продолжал
инспектор. – Ну, допустим, подложить отраву в мармелад он как-то мог, но
отравить свою мачеху или задушить Глэдис – исключено. По словам его секретарши,
в пять часов он был в своем лондонском кабинете, а здесь появился только около
семи.
– То есть проделать все это ему было бы
трудновато? – спросила мисс Марпл.
– Трудновато? Я бы сказал, невозможно, – мрачно заключил
инспектор Нил. – Другими словами, Персиваль тут ни при чем. – Забыв о
сдержанности и благоразумии, о своей слушательнице, он произнес это с
горечью. – Куда я ни иду, куда ни поворачиваюсь, везде натыкаюсь на одного
человека. Персиваль Фортескью! Но совершить этого Персиваль Фортескью не
мог. – Чуть успокоившись, он заметил: – Впрочем, есть и другие варианты,
другие люди, у которых мотив ничуть не хуже.
– Мистер Дюбуа, разумеется, – быстро предложила
мисс Марпл. – И молодой мистер Райт. Согласна с вами, инспектор. Если
видишь, что кто-то может здорово нажиться, тут надо быть начеку. Доверчивость в
таких случаях – не лучшая помощница.
Против воли инспектор улыбнулся.
– Всегда предполагаете худшее, да? – спросил он.
Подобная доктрина как-то не вязалась с этой милейшей,
хрупкой с виду пожилой дамой.
– О да, – с жаром заверила его мисс Марпл. –
Я всегда верю в худшее. И, как это ни грустно, часто оказываюсь права.
– Ну что ж, – сказал инспектор Нил, – давайте
предполагать худшее. Это мог сделать Дюбуа, это мог сделать Джералд Райт (при
условии, что он был в сговоре с Элейн Фортескью и отраву в мармелад подложила
она), это могла сделать и миссис Персиваль, почему нет? Она ведь была на месте
преступления. Но ни один из тех, кого я сейчас назвал, нас не устраивает, если
исходить из вашей «бессмыслицы». Эти люди не имеют отношения ни к дроздам, ни к
зернышкам в кармане. Не исключаю, что ваша теория верна, тогда круг наших
поисков сокращается до минимума. Миссис Маккензи уже несколько лет пребывает в
психиатрической лечебнице. При всем желании она не могла добраться до банок с
мармеладом или подложить цианид в чай, что подавался в гостиной. Ее сын Дональд
погиб в Дюнкерке. Остается дочь, Руби Маккензи. И если вы правы, если эта цепь
убийств восходит к давней истории на шахте «Дрозды», – тогда Руби Маккензи
должна быть здесь, в этом доме, и есть только один человек, под чьим именем она
может скрываться.
