Прикрыв дверь и проверив окна, Лэнг вынул сотовый телефон и позвонил доктору Шафферу, который должен был ждать его звонка. После второго гудка он услышал голос, знакомый ему по предыдущим разговорам.
— Доктор Шаффер?
— Ja.
— Это Лэнг Рейлли. Мы с вами говорили несколько раз.
Последовала короткая, почти незаметная пауза, как будто собеседник переключал себя для разговора на другом языке.
— Вы уже здесь, в Вене?
— В гостинице «Империал». Может быть, вы зашли бы ко мне, и мы с вами побеседовали бы за кружкой пива?
Еще одна пауза, на этот раз продолжительнее.
— Я предпочел бы какое-нибудь другое место, где сразу было бы видно незнакомых людей. Вы знаете «Королевскую пекарню»?
В Вене можно было насчитать сотни, если не тысячи маленьких ресторанов и кафе.
— Увы, нет.
Профессор объяснил дорогу, и уже через двадцать минут Лэнг шагал по барочной старой Вене. Где-то в соседнем квартале жил и сочинял музыку Моцарт — в квартире, находящейся в тупике Блютгассе, он написал «Женитьбу Фигаро». Поблизости Иоганн Штраус составлял лучший в мире оркестр, исполнявший вальсы. Здесь закончились жизни Бетховена и Шуберта. Последние императоры из династии Габсбургов, в том числе и добродушный Франц-Иосиф, назвавший себя главным бюрократом империи, посещали богослужения в соборе Святого Стефана, готические шпили которого были хорошо видны поверх домов.
И даже находившийся в ряду из нескольких подобных заведений ресторанчик, куда Шаффер направил Лэнга, производил глубоко архаическое впечатление. Задержавшись у входа, Рейлли прочитал написанное на доске меню. Из открытых дверей доносились голоса. Внутри оказались три небольших зальчика, разделенные между собой белыми оштукатуренным стенами, резко контрастирующими своей свежестью с потемневшими за несколько веков от табачного дыма и свечей потолочными балками.
Как только Лэнг переступил порог, к нему метнулся низкорослый мужчина с бородкой, пронизанной серебряными нитями.
— Лэнгфорд Рейлли?
— Как вы догадались?
— Я же сказал, что хочу встретиться с вами там, где сразу можно заметить незнакомца.
Лэнг подумал о висевшем снаружи меню. В отличие от большинства ресторанов Европы, здесь не удосужились продублировать его по-английски. И все, кроме доктора Шаффера, говорили по-немецки.
Но Лэнг все же испытывал тревогу.
— А что вас так беспокоит?
Доктор Шаффер провел Лэнга в глубь ресторана, где столы стояли на известном расстоянии один от другого.
— Не более чем через час после нашего с вами разговора, — сказал профессор с заметным оксфордским акцентом, — перед моим домом появился какой-то человек. На следующий день — другой. У меня такое ощущение, что следить за мною стали из-за того, что я говорил с вами. Интересно, почему такое могло случиться?
Лэнг не сразу нашелся, что ответить.
«Они» записали либо перехватили звонок, который он делал со своего «блэкберри» — это действие само по себе требовало определенного умения и технических возможностей, — или же имели доступ к охватывающей весь мир англо-американской системе «Эшелон». Ее станция, расположенная на севере Англии, автоматически фиксировала все операции спутниковой связи, через которую проходит большинство телефонных разговоров, сообщения электронной почты и прочее. Но здесь дело не ограничивалось получением доступа к записям. Нужно было еще отыскать нужный разговор среди многих миллионов других записей. Даже если к «Эшелону» предоставили доступ кому-то, кроме разведок Англии, Австралии, Новой Зеландии, Канады и Соединенных Штатов — в те времена, когда Лэнг работал в Управлении, об этом нельзя было даже подумать, — процесс выбора остался бы чрезвычайно сложным. Если только…
— Мистер Рейлли? — Доктор Шаффер смотрел на него с любопытством, как будто у Лэнга вдруг появились признаки какой-то экзотической болезни. — Я надеялся, что вы сможете объяснить мне, почему за мной стали следить.
Лэнг пожал плечами.
— Не могу даже предположить. — Он очень надеялся, что ему удалось солгать убедительно. — Вы сейчас увидите, что эти документы представляют только научный и исторический интерес.
Он искренне надеялся на это.
Не сводя пристального взгляда с лица Лэнга, Шаффер убрал копию перевода, сделанного Джейкобом, в стоявший рядом с его стулом портфель.
— В таком случае, вы, наверное, не будете возражать, если я обращусь в полицию?
Лэнг взял со стола меню и попытался вспомнить немецкий язык, который когда-то хорошо знал. Четыре из шести страниц были написаны от руки — особые блюда на этот день.
— Вероятно, стоит. Может быть, какой-то недовольный студент…
— Я уже много лет не преподаю. Я время от времени работаю на различные фонды и музеи — по большей части, провожу химический анализ археологических находок. — Он сунул руку в карман и извлек пачку «Мальборо». — Не возражаете?
Единственным плюсом от ухода Герт было то, что Лэнг наконец избавился от необходимости дышать зловонным дымом «Мальборо». Впрочем, запах этого ненавистного дыма все еще держался и в его квартире, и в одежде, словно воспоминания, никак не желавшие уходить. Интересно, подумал он, был бы этот запах так неприятен, если бы ему удалось избавиться от тоски по Герт.
Он откинулся на стуле и вскинул руку.
— Конечно, курите. — Похоже, здесь курили все, кроме него самого. Одним курильщиком больше, одним меньше — какая разница?
— А вы не курите?
— Нет.
Шаффер вернул пачку туда же, откуда достал, и жестом подозвал официанта.
— В таком случае, потерплю.
Редкий случай — курильщик, сдерживающий свою привычку ради удобства окружающих.
— Я бы рекомендовал Flädlesuppe. Венский шницель, гуляш и Tafelspitz mit G'roste
[41]
здесь одинаково хороши.
За годы, прожитые во Франкфурте, Лэнг усвоил, что немецкая еда всегда бывает очень питательной и обильной, так что ею не только наедаешься, но и ходишь сытым весь следующий день.
— Гуляш — очень заманчиво. От супа я, пожалуй, воздержусь. А пиво — то же самое, какое пьете вы.
Шаффер продиктовал заказ.
— Так о чем же говорится в тех бумагах, которые вы мне привезли? — осведомился Шаффер, когда официант отправился на кухню.
Пара за соседним столом встала с мест. Лэнг подождал, пока они не направились к выходу.
— Я и сам толком не знаю. Я лишь мельком просмотрел эти бумаги, но там вроде бы что-то связано с какой-то древней технологией, в которой участвует порошок, способный терять вес и превращаться в золото или высококачественное стекло.
