Полицейский все же счел нужным добавить:
— Я распорядился никого не пускать в номер до вашего приезда.
Ситуация сложилась необычная: поскольку криминалисты еще не подъехали, а Луи беседовал внизу с хозяином, Камиль вошел в номер один, будто близкий друг или член семьи покойной — и точно так же на несколько секунд застыл на пороге, словно из почтения к смерти, и только потом осторожно приблизился к изголовью кровати.
В заурядных местах вроде сетевых отелей смерть всегда тривиальна. И смерть этой женщины не стала исключением. Ее тело было плотно закутано в простыню, вероятно, в результате предсмертных конвульсий, и чем-то напоминало тело древней египтянки, подготовленное к мумифицированию. Рука свешивалась с кровати, окоченевшая, мертвенно-бледная, такая человеческая и такая женская. Лицо застыло, черты заострились, неподвижный взгляд был устремлен к потолку. В уголках губ заметны следы рвоты, судя по всему, просочившейся изо рта — кажется, он был заполнен ею, удерживали ее только стиснутые зубы. Сколько боли во всем этом.
Как и в любом помещении, где кто-то умер, здесь царила атмосфера тайны. Камиль по-прежнему стоял у порога комнаты. За время работы он привык к трупам, он повидал их множество — что вы хотите, за двадцать пять-то лет, — однажды он их подсчитал, и по численности это оказалось сопоставимо с населением небольшой деревни. Некоторые оставляли отпечаток в его душе, от некоторых не оставалось ничего. Такое разграничение происходило бессознательно. Эта смерть причиняла ему боль. Он страдал. Он не знал почему.
Первая его мысль была о том, что он снова опоздал. Как и в тот раз, когда умерла Ирэн. У него не сработал нужный рефлекс, он слишком много размышлял — и в тот раз он прибыл слишком поздно, когда она уже была мертва… Но нет, сейчас, оказавшись здесь, он знал, что это не такой же случай, что история не повторяется дважды во всех деталях, что ни одна смерть не будет иметь для него такое же значение, как смерть Ирэн. Хотя бы потому, что Ирэн была ни в чем не повинна, а с этой женщиной все далеко не так просто.
Однако тревога не покидает его. Он не находит этому объяснения.
Он чувствует, он знает, что чего-то не понимает. Возможно, с самого начала. А теперь эта женщина унесла все свои секреты с собой. Камилю очень хотелось бы приблизиться к ней, увидеть ее лицом к лицу, склониться над ней, понять.
Он преследовал ее, пока она была жива, он увидел ее мертвой — но все еще ничего не знает о ней. Сколько ей лет? Откуда она?
И даже — как ее на самом деле зовут?
Рядом с ним на стуле лежала ее сумочка. Камиль вынул из кармана пару резиновых перчаток, натянул их. Затем взял сумочку, открыл. Обычная женская сумочка, с типичным содержимым. Но — о чудо — среди всего прочего оказался паспорт. Камиль раскрыл его.
Тридцать лет. Мертвые всегда не похожи на живых, какими они были еще совсем недавно. Камиль переводил взгляд с официальной фотографии на мертвую женщину и видел, что ни одно из двух лиц не похоже на те портреты, которые он нарисовал за последние несколько недель, включая и те, что послужили основой для фоторобота. Лицо женщины оставалось неуловимым. Какое же было настоящим? Вот это, в паспорте? Здесь ей лет двадцать, прическа давно вышла из моды, она не улыбалась и смотрела прямо перед собой без всякого выражения. Или фоторобот серийной убийцы — холодное застывшее лицо, таящее в себе угрозу и растиражированное в тысячах экземпляров? Или истинным было вот это, неживое лицо женщины, чье тело, от которого уже отлетела душа, представляло собой лишь вместилище тайных скорбей?..
Камиль заметил в этом лице странное сходство с «Жертвой» Фернана Пелеса — тот же ошеломляющий эффект внезапно настигшей смерти.
Невольно зачарованный этим лицом, Камиль даже забыл, что до сих пор так и не выяснил, как ее зовут. Он вновь заглянул в паспорт.
Алекс Прево.
Он повторил это имя.
Алекс.
Итак, больше не было ни Лоры, ни Натали, ни Леа, ни Эммы.
Только Алекс.
Хотя… и ее тоже уже не было.
Часть III
51
Судья Видар доволен. Еще бы. Это самоубийство — логическое следствие его умозаключений, его профессионализма, его упорства. Как и все тщеславные люди, он всегда относил то, что скорее было результатом стечения обстоятельств, на счет своего таланта. Поэтому, в отличие от Камиля, он ликовал. Но — спокойно. Однако чем больше он пытался сдерживать свои чувства, тем больше самодовольства исходило от всего его существа. Камиль читал это по его губам, плечам, по сосредоточенности, с которой он облачался в защитные средства — в хирургической шапочке и синих пластиковых бахилах Видар выглядел очень непривычно.
Он мог бы ограничиться тем, чтобы наблюдать за работой криминалистов из коридора, но нет, серийная убийца тридцати лет, да еще и мертвая — это как охотничье полотно: его надо рассматривать с близкого расстояния. Он был удовлетворен. В номер он вошел с видом римского императора. Склонившись над кроватью, он слегка пошевелил губами, словно говоря: «хорошо-хорошо», а когда вышел, на лице его читалось: «классический случай». Указав Камилю на экспертов-криминалистов, он многозначительно произнес:
— Мне скоро понадобятся все данные, вы понимаете…
Это означало, что он хочет сделать заявление для прессы. Как можно скорее. Камиль ничего не имел против. На здоровье.
— Ведь нужно же в конце концов пролить свет на это дело? — продолжал судья.
— Конечно, — подтвердил Камиль, — самый яркий свет.
Судья вроде бы собирался уходить, но Камиль чувствовал, что это еще не все, — он догадывался, что последнюю пулю тот выпустит уже с порога.
— Пора с этим заканчивать, — заявил судья. — Это станет благом для всех.
— Вы хотите сказать — для меня?
— Ну если откровенно — то да.
С этими словами он снял медицинскую шапочку и бахилы. Ни к чему, чтобы они вносили диссонанс в его облик и умаляли серьезность его слов.
— В этом деле, — заговорил он снова, — вам явно не хватило проницательности, майор Верховен. Вы не успевали за развитием событий, причем не раз. Вы наверняка отдаете себе отчет в том, что даже установлением личности жертвы мы обязаны не вам, а ей. В последний момент вас спасло удачное стечение обстоятельств, но вашей заслуги в этом нет. Если бы не этот… инцидент, — судья слегка махнул рукой в сторону комнаты, — я не думаю, что вы смогли бы сохранить это дело за собой. Я считаю, что вы оказались…
— Не на высоте? — подсказал Камиль. — Ну-ну, господин судья, договаривайте — ведь это вертится у вас на языке.
Судья, слегка раздраженный, сделал несколько шагов по коридору.
— Да, это в вашем стиле, — прокомментировал Камиль. — Вам не хватает мужества, чтобы сказать то, что вы думаете, и не хватает искренности, чтобы думать то, что вы говорите.
