— Так больно! — измученно прошептала Ханна. Она плотно зажмурила глаза, крепко прижала к себе Лили и продолжала покачивать ее вперед и назад.
Недолго думая, Том обнял ее и привлек к себе. Ханна страдала от боли; он должен успокоить ее. И если за последствия придется платить, он заплатит за все. Он убедил Ханну положить голову ему на плечо, погладил ее волосы и ласково шикнул на нее.
— Я знаю, как это больно, милая, — шептал он. — Как бы я хотел хоть чем-то унять эту боль. Я сделал бы все, чтобы помочь тебе. Я отдал бы все, чтобы забрать эту боль у тебя.
Ханна не постеснялась расплакаться у него на плече. Ей было комфортно, и она почувствовала, насколько это хорошо, когда есть поддержка. Он был надежным, сильным и теплым. Нежным. Чувствующим так же, как и она. Желающим принять ее боль на себя. Таким, каким должен был быть ее муж и каким он не был.
Ханна обхватила одной рукой его талию и крепко прижалась к нему. Новый поток слез хлынул из глаз, но теперь не из-за Джоша, а из-за себя, из-за рвущихся нитей ее жизни, которые совсем недавно казались такими прочными. Мечта, разрушенная и отброшенная. Да было ли все это реальностью? Хороший вопрос.
Том что-то мурлыкал ей на ушко. Он касался ее волос, ее щеки, так нежно, так осторожно, как будто она была сахарная. Его губы приникли к виску. Она подняла лицо и почувствовала теплоту его дыхания. Ханна открыла глаза и встретилась с ним взглядом. Она увидела в нем отражение всех своих эмоций — желания, тоски, боли, вины.
Момент, пойманный и удерживаемый, включил в себя все, что они хотели и кем они были, что было уместно и что необходимо. От откровения и страха перехватило дыхание.
Но Лили рассеяла чары. Оказавшись зажатой между взрослыми, она раздраженно толкнула мамино плечо и захныкала:
— Мама, пусти!
Том отступил назад. Ханна смущенно опустила глаза.
— Время спать, Лили, — сказала она мягко и развернулась, чтобы положить дочурку в кровать.
Лили хмуро уставилась на нее.
— Нет.
— Да.
— А где Джош? — спросила она, ухватившись за спинку кровати. — Я хочу Джоша.
Ханна зачесала назад золотистые волосы Лили и наклонилась, чтобы поцеловать ее в лоб.
— Я тоже, любимая.
Том обошел кроватку и остановился у другого ее конца, крепко сжав руками уголок спинки. Как бы ему хотелось чувствовать под рукой Ханну, а не эту бесчувственную деревяшку. Он не мог заставить себя признать, что это была ошибка, и вместо безуспешной попытки сменил тему.
— Я могу предложить тебе кое-что? — спросил он. — К примеру, дать интервью?
— Что? — Ханна посмотрела на него озадаченно.
— Я знаю, что все настойчиво требуют эксклюзива с тобой, и я знаю, что ты не хочешь ни с кем встречаться. Но я думаю, что это будет хорошо для тебя самой. Выбери шоу с самыми большими рейтингами — и давай! Расскажи Америке, что ты рассказала мне — что ты чувствуешь и как трудно жить с ощущением вины, что, по-твоему, ты сделала неправильно, что бы ты изменила, если бы могла вернуть тот вечер.
Ханна бросила на него укоризненный взгляд.
— Я думала, что исповедь священна.
— Думай о ней, как о покаянии, если хочешь. Дело в том, что, возможно, поступая так, ты заставишь еще кого-нибудь дважды подумать, прежде чем что-то сделать. Ты не сможешь вернуть тот вечер, но ты смогла бы предостеречь кого-то от того ада, через который идешь.
Ханна посмотрела на свою дочь, которая, свернувшись в клубочек, лежала на боку на фланелевых простынях с изображениями Питера Кролика и Джемирны Утки. Она отдала бы свою жизнь, чтобы защитить эту драгоценную малышку. Какая связь между матерью и ребенком! Если она сможет помочь другой матери спасти другого ребенка, будет ли это искуплением ошибок, которые она сделала?
— Я подумаю об этом. — Она перевела взгляд на решительное, красивое лицо отца Тома, на его добрые голубые глаза. Ее сердце забилось сильнее. — Спасибо. Я…
Ханна не находила нужных слов, что, возможно, было и хорошо. Лучше ему не знать, что она чувствует; это только усложнило бы все, а она не хочет терять его дружбу.
— Спасибо.
Том кивнул и отошел от кроватки, засунув руки в карманы.
— Мне надо идти. А ты постарайся отдохнуть.
— Я попробую.
— Обещаешь? — спросил он, поднимая вопросительно брови, когда она провожала его до дверей спальни.
Ироническая улыбка скользнула по ее губам.
— Я обещаю постараться.
— Я тоже постараюсь отдохнуть, сколько получится. Ты оставайся здесь с Лили; я сам смогу найти выход. Ты знаешь, где найти меня, если я потребуюсь.
Ханна кивнула, и святой отец поспешил уйти, прежде чем смог бы сказать что-то, о чем они потом будут оба сожалеть. Она не должна знать глубину его чувств; только то, что он заботился о ней и был здесь ради нее. Остальное не должно иметь значения.
На улице его встретила такая холодная ночь, что казалось, дотронься до чего-то, и это что-то разобьется вдребезги. Как сердце. Маккой отогнал аналогию как безрассудство и попытался сосредоточиться на чем-нибудь, что приличествует духовному лицу, — например, уговорить свою машину завестись. Строчки из «Отче наш» крутились в голове… Не введи нас во искушение… избави нас от лукавого…
— Я люблю Ханну Гаррисон, — пробормотал он. — Сумасшедший украл ее ребенка.
Он посмотрел вверх через лобовое стекло. Небо было черным, края туч серебрились от света щербатого месяца, и море звезд расплескалось высоко над головой. Чувство заброшенности и неудовлетворенности охватило его.
— Кто-то там, наверху, не делает свою работу.
18.24
— 33 °C, коэффициент комфортности: — 45
Легкие Пола саднило от мороза. Ноги устали от ходьбы по глубокому снегу, и пальцы ног ныли, как будто по каждому из них ударили молотком. И только тлеющий уголек гнева поддерживал единственное теплое место где-то глубоко в груди. Пол переступил через упавшую ветку и прислонился к стволу кедра на краю лесопарка, который раскинулся позади домов Озерного берега. Парк тянулся на восток и север по холмам — огромный массив с ухоженной территорией и отличными лыжнями для гонок по пересеченной местности. Одним из предметов гордости Пола, одним из его заслуженных вознаграждений за адский труд было проживание в доме, парадная дверь которого выходила на озеро, а черный ход вел прямо в лесопарк. Знаки, указывающие, что он чего-то добился в этой жизни, что он что-то представляет собой.
А Митч Холт и Меган О’Мэлли хотели обращаться с ним как с преступником.
Как они могли подозревать его, когда он потратил все свои силы, чтобы вернуть Джоша? Он отправился на его поиски, сделал обращения по телевидению. Что еще он мог сделать?
