— Вы сказали, что у вас есть некоторые вопросы?
— Альберт Флетчер где-нибудь здесь?
Брови отца Тома собрались над переносицей. Он опустил подбородок и вернулся на свой вращающийся стул.
— Сейчас нет. Он в доме приходского священника. Зачем он вам?
Митч надел на лицо невозмутимую маску детектива.
— Мне надо поговорить с ним о паре вещей.
— Это о Джоше?
— Почему вы спросили?
Отец Том невесело усмехнулся.
— Я помню, у нас уже была такая небольшая беседа. Конечно же, Джош контактировал с Альбертом. Он получал от него инструкции как служка в церкви и занимался в его классе религии. Разве это не снимает с него подозрения автоматически?
Митч слушал Тома, не прерывая его защиту.
— К тому же у Флетчера были занятия в тот вечер, когда Джош исчез, — продолжал священник. — Зачем он вам? Неужели думаете, он смог бы сделать такое? Альберт — самый набожный человек из всех, кого я знаю. Я уверен, он втайне считает, что я обречен на погибель, потому что мне установили кабельное телевидение в доме приходского священника. Нет. — Том покачал головой. — Альберт никогда бы не нарушил закон — ни светский, ни церковный.
— Как долго вы его знаете?
— Года три приблизительно.
— Вы были здесь во время болезни его жены?
— Нет. Она умерла, я думаю, где-то в январе девяносто первого. А я приехал сюда в марте. Меня впечатлило, как, должно быть, он был с ней близок, что так резко повернулся к церкви за утешением после ее смерти. И то, как глубоко он погрузился в религию, говорит об огромной пустоте, возникшей в его душе после ее ухода. Ее необходимо было заполнить.
Или он уже был влюблен в церковь и хотел убрать Дорис со своего пути, чтобы иметь возможность преследовать свою навязчивую идею с полным рвением… Митч постарался удержать эту теорию в себе.
— У него оказался довольно странный способ выразить свою привязанность к ней, — сказал Митч. — Кажется, всем известно, что он не хотел, чтобы ее обследовали для постановки точного диагноза. Он утверждал, что хочет излечить ее через молитву, и он был очень недоволен, когда вмешалась Ханна.
Хмурая усмешка скривила рот отца Тома.
— Митч, уж не предполагаете ли вы…
— Я ничего не предполагаю, — прервал священника Холт. Он поднялся со стула и протестующе поднял руки. — Просто закинул сети, вот и все. Придется отбрасывать еще много мелочи, прежде чем попадется что-нибудь стоящее для сковородки. Спасибо, что уделили мне время, отец.
Он направился к выходу, но неожиданно резко вернулся.
— Флетчер был бы хорошим священником?
— Нет, — без колебания ответил отец Том. — Есть гораздо большее в этой работе, чем просто знание церковных догм и Священного Писания.
— И чего ему не хватает?
Священник задумался на мгновение и мягко ответил:
— Сострадания.
Митч никогда не был поклонником старых викторианских зданий с их тяжелыми темными рамами и комнатами, похожими на пещеры. Дом приходского священника Святого Элизиуса не был исключением. Он был достаточно большим, чтобы разместить в нем всю футбольную команду католического Университета Нотр-Дама, фотография которой висела на видном месте на стене, прямо над распределительной коробкой этого «дьявольского» кабельного телевидения.
Митч блуждал по комнатам первого этажа, выкрикивая имя Альберта Флетчера. Однако никто не отзывался. Он заглянул на кухню, где в воздухе висел аромат кофе и тостов. Коробка кукурузных хлопьев стояла на столе. Около нее притулилась полупустая кофейная кружка, подарок из Шайенна, Вайоминг. Оставленная на столе газета была открыта на странице, рассказывающей о тяжелом положении жертв землетрясения в Лос-Анджелесе. Там же было напечатано повторное сообщение о мошенниках, которые, выдавая себя за священнослужителей, собирали наличные пожертвования, якобы для оставшихся без крова.
— Мистер Флетчер? — позвал Митч.
Подвальная дверь открылась, и из мрака появился Альберт. Изможденный и бледный, он выглядел так, как будто был пленником этого подземелья. Его черная рубашка болталась на плечах, похожих на тонкую, острую проволочную вешалку. Черная водолазка выглядывала выше застегнутого на пуговицу воротника — перевернутая картина пасторского воротника отца Тома. Темные глаза, которые в упор смотрели на Митча, сверкали лихорадочным блеском, но оставались непрозрачными, скрывая источник их жара. Они были близко посажены друг к другу на вытянутом, серьезном лице; кожа, как пепельно-серые бумажные салфетки, туго обтягивала скулы; упорная линия рта, казалось, была неспособной к улыбке. Митч попытался наложить это лицо на безликий словесный портрет посетителя Рут Купер. Может быть. С капюшоном… С солнцезащитными очками…
— Мистер Флетчер? — Митч протянул руку. — Митч Холт, шеф полиции. Как дела?
Флетчер развернулся, чтобы закрыть дверь в подвал, не отвечая на приветствие, как если бы оно шло вразрез с его личными убеждениями.
— Мне необходимо задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете, — продолжал Митч, засовывая руки в карманы брюк.
— Я уже разговаривал с несколькими полицейскими.
— Это обычное дело — расширять дознание, — спокойно объяснил Митч. — В ходе следствия возникают новые вопросы. Люди вспоминают что-то после первого разговора с полицейским. Мы ничего не хотим упустить. — Он прислонился спиной к столу и скрестил ноги. — Вы можете сесть, если вам так будет удобнее.
Видимо, и комфорт также был грехом. Флетчер не пошевелился, чтобы взять себе стул. Он сложил длинные костлявые руки перед собой, демонстрируя невольно свидетельства своего пребывания в подвале — испачканные грязью тыльные стороны рук. Дьякон опустил на них взгляд и нахмурился.
— Я разбирал церковные артефакты в чулане. Они давно там лежат.
Митч фальшиво улыбнулся и выпрямился.
— Должно быть, довольно большие подвалы под такими огромными старыми домами, как этот? Не возражаете, если я посмотрю? Эти старые викторианские дома завораживают меня.
Флетчер колебался не больше секунды, прежде чем открыть дверь. Затем он вновь спустился в недра дома приходского священника Святого Элизиуса. Митч последовал за ним, с трудом сдерживая гримасу отвращения от запаха плесени.
Подвал был именно таким, как он и ожидал, — разделенная на камеры пещера со стенами из старого кирпича, соединенного растрескавшимся от времени цементом. Со стропил свешивались клочья паутины. Из небольших лампочек без плафонов лился неяркий свет. В помещении под кухней находился водонагреватель, отопительный котел, электрический счетчик с коробкой предохранителей и древний сундук, что-то вроде холодильника. В соседней секции было свалено всякое барахло — старые велосипеды, сотня сломанных складных стульев, несколько разобранных столов, старые зеленые оконные рамы, куча проржавевших маленьких тележек с инвентарем для игры в крокет, лес бамбуковых удочек.
