— Нет, я должен выбрать такую женщину, которая гораздо охотнее бросила бы что-нибудь в мою голову.
— Повезло тебе, что я калека, — проворчала она, пытаясь взобраться на кровать.
Митч расстроенно присвистнул и поспешил к ней.
— Давай я помогу тебе.
— Я не нуждаюсь в твоей помощи.
— Грубо, — заметил Митч. Он обхватил ее за талию и поднял легко, как куклу. — Черт возьми, Меган, я думаю, ты не умрешь, если скажешь мне, что тебе надо, или позволишь знать, когда что-то причиняет тебе боль.
— Ты причиняешь, — сказала она. — Не говори мне, что любишь, когда этого нет. Я не то, что тебе нужно или что ты хочешь, и ты знаешь это! Я ничего не смыслю в любви. Все, что я знаю, это как быть копом и как жить одной. Так почему бы тебе просто не убраться отсюда?
Митч тяжело вздохнул.
— Ох, Меган…
Она прищурила глаза и пристально посмотрела ему в лицо.
— Не смей жалеть меня, Митч Холт. И не спорь. Просто исчезни.
— Я тебя не жалею, — Митч спокойно выдержал ее взгляд и продвинулся поближе к ней. — Я люблю тебя. И Бог знает, что я хотел тебя с той минуты, как в первый раз увидел тебя.
— Так ты и добился своего. И должен быть счастлив.
— Господи! Когда же я выбью из тебя эту гордыню? — пробормотал он себе под нос. — Не могу сказать, что уж очень просил тебя об этом, разве я не прав? Ты сама расстегнула пуговицы на моей рубашке. Ты довела меня до безумия. Ты пробудила во мне чувства и заставила меня очнуться. Может, это было не совсем то, о чем я думал и чего хотел, но мне это было нужно. Начать чувствовать снова… — Он провел тыльной стороной руки по ее щеке. — Я чуть не потерял тебя, Меган. Я не собираюсь уходить от тебя. Наши жизни могут измениться так быстро. В мгновение ока, в любую минуту. Глупо позволить шансу пройти мимо только потому, что кто-то слишком горд или слишком напуган. Такой шанс может никогда не повториться.
Шанс на любовь. Он появился у них сейчас, призрачный, слабый, но многообещающий. Шанс, о котором Меган мечтала в тишине всю свою жизнь. Но было страшно подумать, что он может превратиться в мираж, что он может растаять, как только она приблизится. Но что будет, если она откажется от него? Что у нее останется тогда?
— Смелее, О’Мэлли, — поторапливал Митч. — Что ты как цыпленок?
— Я не боюсь тебя, Холт, — спустилась на землю Меган. У нее перехватило дыхание, и она поморщилась.
— Так докажи это, — бросил он, подходя ближе, запустил пальцы в ее волосы и погладил по затылку. — Ну, скажи, что любишь меня.
Меган встретилась с его пристальным взглядом, жестким взглядом полицейского, с его глазами, которым, казалось, было лет сто. Глаза, которые видели слишком много. Она подняла руку и кончиком пальца провела по шраму на подбородке.
— Только разбей мне сердце, и я надеру тебе задницу, Шеф.
Ироничная улыбка скользнула по лицу Митча.
— Я думаю, тебе не скоро представится такой случай.
Он наклонился и нежно поцеловал ее в щеку, вдыхая аромат волос и слабый запах духов, исходивший от ее кожи.
— Я, конечно же, помню, что у тебя есть правило не встречаться с полицейскими, О’Мэлли, — промурлыкал он ей в ухо. — Но, как думаешь, ты смогла бы выйти замуж за одного из них?
Меган положила голову ему на грудь и прислушалась к биению сердца. Оно стучало в унисон с ее собственным.
— Возможно, — шепнула она, улыбнувшись. — Если этот полицейский — ты.
Глава 41
День 13-й
10.04
— 9 °C
Буг Ньютон забрался на койку с ногами, прислонился спиной к стене и ковырял в носу, не отводя глаз от маленького телевизора. Он никогда не пропускал новости. Никогда. Многие из них — откровенная чушь, но тем не менее он смотрел от начала до конца. Это была традиция. И то, что Пэйдж Прайс сделала из них почти что порносайт, нравилось ему, черт возьми, еще как нравилось.
Самой горячей новостью этого вечернего выпуска была пресс-конференция по тому делу о похищении ребенка. Буг чувствовал себя почти участником события после того, что произошло с Оли. Он внимательно слушал Шефа Холта, но тот не сообщил журналистам и репортерам практически ничего.
— Золото копаешь, Буг? — Браунинг, тюремщик, неторопливо прошел мимо камер. Он делал обход каждые пятнадцать минут вместо положенных двух часов и никогда не забывал отметить это в журнале дежурств.
— Сними, свинья! — презрительно фыркнул Буг, стряхнув большую козявку на огромный от чрезмерной любви к пиву живот Браунинга.
— Черт! — Тюремщик отскочил назад, как будто в него выстрелили. Его лицо перекосилось от отвращения. — Посмотрите на это! О, Господи! — Он нырнул за дверь.
Буг фыркнул и снова повернулся к своим новостям. Человек в соседней камере смотрел тоже. Его вид вызывал страх, он сидел весь день, не проронив ни слова, с окаменевшим лицом. Буг несколько раз ловил на себе его взгляд, колючий, пронзительный, под которым он чувствовал себя букашкой под микроскопом.
— Эй, это ты, о ком они говорят, точно? Ты тот самый, кто украл того ребенка Кирквудов. Ты больной, — заявил Буг, выпятив костлявый подбородок. — Ты больной.
Гарретт Райт ничего не сказал.
— Эй, ты знаешь, что произошло с последним парнем, которого они привели сюда? Они сказали, что он сделал это. Они посадили его в эту клетку, где ты сейчас. И знаешь, что он сделал? Он вынул стеклянный глаз прямо из головы и убил себя им. Я думаю, он был психом. Любой, кто творит такое, определенно должен быть психом. — Он презрительно сжал губы, почесал сальную голову и задумался на минуту. — И ты, должно быть, псих тоже, — подытожил он.
Уголки губ Райта поползли вверх.
— Я преподаю психологию в колледже Харриса.
Буг издал неприличный звук, всем своим видом красноречиво выразив свое мнение об учителях.
По телевизору показывали полицейских и криминалистов из БКР, снующих вокруг и заходящих внутрь красивого дома на берегу озера — дома Райта. Симпатичная женщина со светлыми волосами стояла у входной двери с заплаканными глазами.
— Эй! — Буг резко повернулся и бросил на Райта злобный взгляд. — Что ты сделал с ребенком? Ты его убил или что?
Легкая улыбка скользнула по губам Гарретта Райта.
— Или что.
День 14-й
Полночь
— 11 °C
Ханна проснулась внезапно от беспокойства, как будто сработала тревожная сигнализация. Она включалась и чутко реагировала при малейшем намеке на звук или движение в последнее время всякий раз, когда Ханна оставалась одна в постели. Она лежала в середине большой кровати и смотрела в верхнее окно на черный прямоугольник ночного январского неба, прислушиваясь, ожидая, ощущая растущее напряжение во всех мышцах. Ничего. Никакого звука, никакого движения. В доме царила тишина. Ночь была тиха. Даже ветер, который беспрестанно дул в течение многих дней, холодный и острый, как осколок льда, задержал свое дыхание, когда один день уходил и наступал другой при негромком тикании часов. 00:01.