Он усадил Ханну на стул и выгнал из комнаты всех любопытных и заинтересованных зрителей, за исключением Кристофера Приста, который приехал, чтобы передать волонтерам кофе и сахар. Профессор быстро поставил на стол бумажную тарелку с домашними пирожными, а Том налил кофе в чашку и буквально втиснул ее в руки Ханны.
— Пейте! — приказал он. — Вы похожи на ледяную скульптуру. Моя машина там, у запасного выхода. Я пойду прогрею мотор, а затем отвезу вас домой.
Ханна пробормотала слова благодарности, пытаясь весело улыбнуться. Но сострадание в его глазах позволило ей отказаться от усилий. Сострадание, но не жалость. Предложение силы, дружбы. Он рассеянно провел пальцами по ее щеке, как будто делал это каждый день, и Ханна почувствовала легкое покалывание, как от слабого электрического разряда. Она откинулась на спинку стула, мысленно отчитав себя за такую реакцию. Он был отцом Томом, священником, духовником, бывшим ковбоем, рассеянным пастырем-пастухом стада прихожан Святого Элизиуса.
— Вы снова забыли свои перчатки, — укоризненно прошептала она.
Он вытащил перчатки из карманов и помахал ими перед нею, затем двинулся к запасному выходу. Ханна перенесла все свое внимание на кофейную чашку, согревающую ее руки, чтобы направить мысли на что-нибудь более приземленное. Она сделала глоток дымящегося варева, удивляясь чувству облегчения после своего выбора.
— Помнится, вы пьете кофе с молоком, — заметил профессор, лукаво поглядывая на нее блестящими от гордости глазами. — Вы сидели за столом напротив меня на обеде торговой палаты в прошлом году.
— И вы это запомнили? — удивленно произнесла Ханна с легкой улыбкой на губах.
Он присел спиной к краю другого стола, засунув руки в карманы длинного черного пуховика, который выглядел на нем, как цирковой костюм с надувными мышцами. Его голова на тощей шее торчала над воротником.
— У меня хорошая память на мелочи, — сказал он. — У меня не было случая сказать вам, как я сожалею о Джоше.
— Спасибо, — пробормотала она, отводя глаза в сторону. Какой странный ритуал, манерный танец соболезнований. Одни люди считают своим долгом извиниться за что-то, в чем они не виноваты, а другим приходится цивилизованно благодарить их за это. Новый для нее аспект ее роли жертвы, с которой она не могла смириться.
Она чувствовала, что профессор смотрит на нее упорно, изучающе, как он изучал все, что было живым и дышало, но не могло быть подключено к электрической розетке, машины он понимал гораздо лучше.
— Полагаю, я не очень хорошо справляюсь с ситуацией, — призналась она.
— А что вы думаете, как вы должны это делать?
— Я не знаю. Лучше. Как-то иначе…
Он наклонил голову в одну сторону в позе, напоминающей андроида Дейту из «Звездного пути». Один из любимых сериалов Джоша. Воспоминание кольнуло ее, как игла.
— Любопытно, — сказал Прист, — люди дошли до такой точки, где они уже чувствуют, что вся их жизнь заранее запрограммирована на все, что происходит. Спонтанная реакция — правило природы; люди не могут контролировать свои действия больше, чем они могут контролировать случайные события, которые их вызывают. И тем не менее они пытаются делать это. Вы не должны извиняться, Ханна. Просто позвольте себе реагировать.
Печальная улыбка скользнула по ее губам, когда она сделала еще один глоток кофе.
— Легче сказать, чем сделать. Я чувствую, что вовлечена в игру, но у меня нет сценария.
Профессор сжал губы и замурлыкал какую-то нотку, задумавшись. Ханна представила, как в его мозгу что-то защелкало и затрещало, как в компьютере при обработке информации.
— Я должна поблагодарить вас, пока есть такая возможность, — сказала она, наблюдая через открытую дверь в бывший демонстрационный зал противопожарных приборов за незнакомыми людьми, которые, искоса поглядывая на экраны компьютеров, заполняли конверты ориентировками. — Мы действительно ценим ваш талант и время, которое вы и ваши студенты потратили. Все так старались быть полезными.
Намек румянца появился на его бледных щеках, когда он протестующе взмахнул рукой.
— Это самое малое, что мы можем сделать.
Дверь запасного выхода открылась, и отец Том в запотевших с мороза очках резко ворвался в зал в облаках выхлопных газов.
— Пойдемте, доктор. Если мы поторопимся, то еще сможем оставить репортеров с носом.
Он бросил ей длинный, отвратительный шарф, связанный из непонятно какого цвета ниток, и черную бейсболку с надписью КОМАНДА БОГА, большими белыми печатными буквами.
— Что это? — ужаснулась Ханна.
Из кармана куртки Маккой вытащил пару поддельных очков с большим пластмассовым носом и приклеенными к нему усами. Он щелкнул дужками очков и нацепил их ей на лицо, затем улыбнулся произведенному эффекту.
— Ваша маскировка.
12.04
— 6 °C
— Конечно, я не лучший повар на свете, но разогреть в микроволновке эти восхитительные остатки обеда смогу.
— Пахнет замечательно, — сказала Ханна покорно, без энтузиазма, когда Маккой поставил на стол перед ней керамическую тарелку с тушеной говядиной. Это было похоже на фотографию c обложки журнала к Женскому дню. Толстые куски мяса с картофелем, ярко-оранжевые диски моркови, горошек, столь же зеленый, как весенняя трава, все в густом, аппетитном соусе. Очень жаль, что у нее не было никакого желания съесть это.
— Даже не думайте отказываться, — предупредил отец Том, подвигая свой стул к столу напротив нее. — Или вы съедите это сами, или мне придется кормить вас с ложечки. Вам нужно поесть, Ханна. Вы чуть не упали в обморок.
Неохотно она взяла вилку и зацепила кусочек моркови. Ее рука дрожала, когда она поднесла его ко рту. Том хищно, как ястреб, наблюдал за ней, пока Ханна долго жевала морковь и наконец проглотила ее. Он открутил крышку на бутылке «Злого Эля Пита» и протянул ее ей через стол.
— Улучшает аппетит, — объяснил он, подмигивая. — Сказал, как истинный ирландец, а?
Ханна тихо рассмеялась. Она попробовала маленький кусочек говядины и запила его элем. Они сидели на кухне в доме приходского священника — в большом, старом, в викторианском стиле доме, который занял участок позади церкви Святого Элизиуса. В былые времена, не скудные на духовенство, он служил и домом, и отелем для священников. В пятидесятые годы он был также и «Домом трезвости», в котором священники-алкоголики имели возможность начать процесс своего возвращения к нормальной жизни. Теперь в этом доме жил один отец Том. Он закрыл весь второй этаж, чтобы сохранять тепло.
Кухня была солнечной, со старыми шкафами со стеклянными дверцами и желтыми, как чайная заварка, обоями. Маленький стол был задвинут в нишу, чтобы не мешать передвижению по кухне. В доме не было никого, кроме них двоих.
— Спасибо, что спасли меня, — сказала Ханна, опустив глаза.
