Адриан садится на кровати, уставившись на меня с искренним изумлением.
– Я хотел сказать, – неожиданно неуверенно звучат его слова, – что не люблю интриги и притворство.
Победно изгибаю бровь. Хи-хи, с Изабель бы его познакомить. Вот кто не любит ходить вокруг да около – фаербольчиком по мозгам, и вся любовь!
Милый, недовольно оглядев меня сверху вниз, качает головой. Что-то ему в моем облике явно не нравится.
– Лика, я же предлагал потанцевать? – укоризненно произносит Адриан, поднимаясь с кровати. Да-да, таким тоном меня папа в детстве за шалости отчитывал. – Просто потанцевать, поговорить о том о сем… Так нет же!
Драгоценный возводит глаза к потолку и, картинно всплеснув руками, продолжает тоном истеричной светской барышни:
– Ой, вы что! Танцевать с одним и тем же четвертый раз? Это же совершеннейший моветон! Ах что люди скажут! Нет, у меня голова! То есть голова кружится! Мне нужно скорее на свежий воздух!
Подперев щеку рукой, наблюдаю за импровизированным представлением. Интересно! Вот, значит, как оно со стороны выглядит.
– И что мне делать в таком случае? – тихо вопрошает Адриан, глядя прямо в глаза. И, расправив плечи, добавляет с подобострастием: – Как я отпущу вас одну! Мой абсолютный долг – защищать вас от всех мыслимых и немыслимых опасностей! Коих просто не счесть во время праздника в городском саду! Где светло, как днем, и людей, как на рыночной площади в разгар ярмарки.
Адриан делает несколько шагов по комнате и, остановившись напротив меня, серьезно интересуется:
– Лика, объясни, пожалуйста, почему принять приглашение на танец – ужасно, а зажиматься по темным углам – вполне нормально? Ведь это ты меня в заброшенную часть сада потащила.
Упс… Смущенно отвожу взгляд. Может, и я. Люблю уединенные прогулки, да и страха перед природой нет, как-никак – адепт магии Жизни. Подумаешь, сад – я по лесу ночью шатаюсь иногда. Так, освежиться…
Адриан же, не дождавшись ответа, продолжает заунывно:
– И вот идут они вдвоем по темной-претемной аллейке…
О! Знакомое что-то! Старательно сдерживаю улыбку. Кажется, в первом классе такие страшилки на ночь рассказывают.
– И тут! Ой! – Милый широко раскрывает глаза. – Из кустов выбегает ужаснейший монстр! Гнусное отродье хаоса! Совершеннейшее воплощение зла! Просто боюсь произнести это слово… – И, резко вдохнув, изображая сильнейший испуг, выговаривает зловеще: – Мышь…
Закусываю губу. Острое желание приложить драгоценного чем-то тяжелым борется с не менее острым приступом смеха. Смех побеждает.
– У-ха-ха! – искренне хохочу во весь голос. – Ну, Адриан! Талант! Слушай, а ты точно принц?
Милый, как-то странно взглянув на меня, опускает голову. Ему что, не понравился вопрос? Показалось, наверное…
– И-и-и? Дальше что было? – с нетерпением ожидаю продолжения истории. – Адриан, у тебя дар рассказчика!
– А дальше… – Задумавшись на секунду, милый демонстративно закатывает глаза. – Ах! Ее хрупкое сознание не выдерживает созерцания грубой действительности. И она конечно же падает в обморок. Да, прямиком в его объятия. И, придя в себя, просит довести ее… Хм… до дома, в общем. Защитить и спасти. Ибо… Эти чудовища – они везде!
Взгляд Адриана неожиданно становится нежным.
– Кстати, должен тебя поблагодарить, – смущенно заявляет он, подойдя совсем близко, – что не потащила меня к себе в тот вечер. В гарнизоне с утра были стрельбы, и я так устал, что мог оказаться не в форме.
– А сегодня ты, надо полагать, в форме? – машинально уточняю я, совершенно обалдев от подобной честности.
– Да, – серьезно глядя в глаза, подтверждает милый. – Сегодня я полон сил и желаний.
Откинувшись в кресле, медленно прихожу в себя. Ну и ну!
– Замечательная история, – подчеркнуто спокойно хвалю рассказчика. – Но в нее вкралась небольшая ошибка – я при виде мышей в обморок не падала.
– Не мышей – так стишей, – покорно соглашается Адриан. – Разница невелика. – После чего, присев на корточки, берет мои руки в свои. – Лика, может, хватит уже? – шепчет милый таким чарующим голосом, аж дрожь по телу пробежала. – Я так ждал, что увижу тебя, часы считал до встречи.
Губы кривятся в печальной усмешке. Молодец, красавчик! Видимо, не одной наивной дуре голову-то вскружил. Тяжело вздыхаю. Я, может, и дура. И вполне допускаю, что наивная. Но что-то милый уж слишком невысокого обо мне мнения, раз решил, что я на такие грубые уловки покупаюсь.
– Адриан, – смотрю милому прямо в глаза, – а почему ты думаешь, что девушка из твоего рассказа упала в обморок намеренно? Вдруг ей стало нехорошо? Может, она перед этим не спала целую ночь?
Драгоценный подносит мою руку к губам, нежно касаясь каждого пальчика.
– Да, – его голос становится еще слаще, – конечно, она не спала всю ночь! Она читала стихи, сидя у окна, и размышляла о том, как несправедливо устроен мир.
– Не угадал, – небрежно усмехаюсь, аккуратно освобождая руку из лап драгоценного. – Она всего лишь принимала тяжелые роды двойней, осложненные неправильным предлежанием плода.
Адриан замирает. Медленно, словно с невероятным усилием, поднимает глаза. Ого! Как там – «отродье хаоса» и «воплощение зла»? Во взгляде милого явно читается, что он только что их увидел. Причем и то и другое сразу.
– Неправильное… что? – тихо переспрашивает Адриан.
А бледный-то какой! Ничего, сейчас введу драгоценного в курс дела.
– Предлежание, – поясняю тоном зловредной училки, окончательно измученной идиотскими вопросами учеников-лоботрясов. – Положение малыша к началу родов. Правильное – головой, неправильное – спинкой.
– Так ты это… правда принимала роды? – вытаращив глаза, потерянно шепчет милый. – Не шутишь?
– Конечно, принимала, – спокойно отвечаю. – Мне часто приходится этим заниматься.
Пожалуй, не стоит уточнять, что в последний раз пациенткой была корова. Тем более что помогать при человеческих родах мне доводилось гораздо чаще. И у чародеек пару раз ребеночка принимала. И даже однажды у эльфийки.
– Знаешь, – произносит Адриан доверительно, – я никогда не видел роды. А вот мой друг… Ему один раз пришлось оказать помощь роженице.
Адриан резко встает, делает несколько шагов по комнате и, вернувшись на исходное место, продолжает:
– Понимаешь, я видел его в бою. В драке с опасным противником, намного превосходящим по силе и лучше вооруженным…
Милый внимательно смотрит на меня, словно проверяя, правильно ли я понимаю рассказ.
– А однажды в походе его ранили отравленной стрелой. И не было поблизости никого из целителей, даже снадобья никакого не нашлось, чем рану обработать. Представляешь, извлекали стрелу – резали ножом по живому! А он… Он шутил и смеялся! Он герой, понимаешь? – И, вздохнув, добавляет нерешительно: – Но после того, как он принимал роды… У него тряслись руки, я не вру. А потом он три дня пил горькую, хотя совсем не пьет. В общем, он сказал, что там такое… Что лучше не знать.
