И Карл, приветливо улыбнувшись рыцарям, оставшимся с Бернаром, пришпорил жеребца. Барон Борк и эделинг Кнесслер последовали за ним. С легким опозданием то же самое сделал и майордом шевалье дю Ратье, догнавший короля, но не поравнявшийся с ним. Уже поднимаясь на Песенный холм, где почти на вершине забелело полотно огромной королевской палатки, Карл обернулся и посмотрел на дорогу. С запада, со стороны бременских болот, к лагерю приближался еще один отряд. Опытный глаз полководца сразу определил в нем больше сотни конников. Второй, побольше первого, двигался по тюрингской дороге. Это поднимали пыль тяжелой поступью пехотинцы.
Армия уже набирала немалую силу, обрастая все новыми и новыми отрядами, собираемыми из провинций. Карл и сам не знал еще, для чего вызвал в Саксонию столько солдат. Первоначально он хотел провести небольшую и быструю войну с бодричами и присоединить это княжество к королевству. Подобная победа не много дает для славы полководца, зато полностью соответствует мыслям короля-стратега – Дания окажется отрезанной от материка и постепенно потеряет все свое влияние и на саксов, и на славянские племена, лежащие южнее. Сами саксы присмиреют, если со спины им будет угрожать сила не слишком дружественных славян, органично вошедших после поражения в королевство франков, как мыслил это сам король. Главное в том, чтобы маленькое княжество влилось в королевство именно органично. Но Карл умел делать так, чтобы это удавалось. Единственная его политическая ошибка – Саксония. Хотя это даже не его собственная ошибка, а ошибка его отца Пипина Короткого. Здесь сразу все пошло наперекосяк. И до сих пор никак не удается восстановить порядок.
И вот армия собралась такая, что впору идти войной и на Данию, хотя такая война без предварительной подготовки не может быть успешной, и Карл всерьез не рассматривал возможность подобного похода. Но нечаянные действия, как король хорошо знал, никогда не бывают в действительности нечаянными. Они обязательно к чему-то приводят. Так и получается сейчас. Одновременно во многих местах восстают саксы, и почти половина армии должна быть занята их усмирением.
Высоко и величественно протрубил сигнальный рог, сообщая – король в ставке. Над палаткой стало подниматься знамя с одним из королевских гербов – стоящие на задних лапах леопарды угрожали зажатыми в передних лапах боевыми молотами двухъярусной замковой башне
[45]
. Сверху навстречу королю и двум его спутникам пешком стала спускаться большая группа придворных, привычно устроивших уже свои палатки неподалеку от королевской.
– Благодарю вас, господа, – обратился Карл к баварцу и саксу, – вы сегодня сослужили мне хорошую службу. Надеюсь, смогу вам отплатить той же монетой. А копить долги я не люблю… Кнесслер, не забудь, что вечером я жду тебя для разговора относительно вариантов мира в этих землях. Чего саксы желают и что им можно дать… Подготовь свои соображения. Я пришлю за тобой. А пока оба отдыхайте.
Король легко спрыгнул с коня, бросил повод, который тут же подхватил паж в одеждах королевского дома – красный с синим цвета, и пошел к своей палатке спокойным шагом монарха, которого невозможно ничем возмутить. Двор, образовав с двух сторон коридор, склонился в молчаливом поклоне. Но из-под склоненных голов сверкали любопытные глаза и стремились уловить настроение Карла. Рыцари, попавшие в засаду, уже прибыли в ставку и рассказали, что случилось с королем. Все желали знать, чем закончится эта история. А что она еще не закончилась, никто не сомневался. Естественно, отсюда, с холма, было хорошо видно лагерь армии, и придворные уже знали, что Карл беседовал со своим дядей, исполняющим в королевстве еще и функции верховного прево. Все ждали, что с минуты на минуту прево отправит солдат на поиски бандитов и полную очистку лесов. Это казалось естественным шагом. Однако никаких приготовлений заметно не было, и это вызвало недоумение. Придворные тоже любили покататься на природе, разогнать кровь в горячих лошадях, но кто же отправится на прогулку в лес, если этот лес переполнен бандитами – что ни день, приходят сообщения о новом нападении. Того и гляди, начнут угрожать самой ставке.
Через полчаса король вышел, сняв свои легкие доспехи и облачившись в простой и удобный костюм свободного покроя. За модой он следил мало, предпочитая просто удобную для его подвижного характера одежду.
– Где Алкуин?
[46]
– спросил.
– Должно быть, у себя в палатке, ваше величество. Он сегодня еще не показывался среди нас. Прикажете его позвать?
– Нет, – отказался Карл. – Не стоит отрывать его от дел. Я сам пойду… Где его палатка?
Королю показали направление, он пошел первым, а вся толпа франкской знати, рыцари и чиновники, двинулась следом. Алкуин – единственный человек при дворе Карла, которого король редко вызывал к себе, предпочитая временами навещать сам. Это, конечно же, смотрелось нарушением этикета, и придворным казалось, что аббат, пользуясь такими привилегиями, отрывает часть от их общего пирога. Потому его и не любили. Однако Алкуин и сам никого не любил, кроме, разве что, короля, хотя многие поговаривали, что и короля он только терпит. Будь Алкуин родственником Карла или хотя бы одним из любимых рыцарей – такая непонятная дружба никого бы не смутила. Но не военачальник, не богатый землевладелец, хоть и аббат, но не священник высокого ранга – простолюдин, ставший то ли по милости, то ли по прихоти необходимым монарху человеком, – это было выше понимания большинства.
Карл издали узнал большую коричневую, чем-то неуловимо похожую на монашескую сутану палатку ученого, постоянное его пристанище во всех поездках вместе с королем. Рядом с палаткой стояли три крытые тележки – аббат всегда возил за собой обширную библиотеку и множество приборов, назначение которых мало кто знал, в том числе и сам король. С правой стороны из палаточного пристроя тянулась вверх металлическая труба, из которой валил дым. Непосвященный человек непременно подумал бы, что здесь находится кухня. Король же сразу понял, что Алкуин не от излишнего аппетита и не от недостатка тепла страдает, а разжег горн в своей мастерской, ставя какие-то очередные опыты.
