Скурлата с пятью стрельцами в самом деле догнал общую группу уже на закате, перед въездом в Рарог, на дороге, переполненной путниками, где их появление осталось почти незамеченным. Лучники-даны так и не вернулись в группу. Въезжая в городские ворота по подъемному мосту, герцог несколько раз оборачивался, всматриваясь в ближайший поворот, который они недавно миновали.
– Еще кого-то ждешь? – невинно поинтересовался Дражко.
– Закатом любуюсь… – угрюмо ответил герцог.
«Вот уж верно говорят, что человек всю жизнь учится… Впервые сегодня слышу, чтобы солнце садилось на севере! – сам себе сказал князь и пошевелил усами. – Но чего только в наше время не бывает…»
Герольды франкского короля Карла Каролинга вместе с датским посольством благополучно въехали в столицу бодричей, избежав датских стрел. Годослав, следовательно, избежал обвинений со стороны Карла в убийстве герольдов.
Глава 10
Королевский обед по случаю праздника слегка задержался, что нарушило обычный порядок и заставило Карла поморщиться. Поварам требовалось время, чтобы успешно справиться с таким неожиданным и обширным заказом. Обычно Карл обедал у себя в палатке, и стол его был весьма неприхотлив. Но праздничный обед, такой, каким захотел его увидеть король, в скромную походную палатку, хотя и более обширную, чем палатки придворных, – а франкский монарх заслужил себе известную похвалу скромностью, – просто не помещался. Место приготовили прямо на вершине холма, где площадка позволяла поставить стол для Карла на возвышении, а остальные полукругом перед ним. Позади, прямо под открытым небом, отгороженную от застолья только растянутым полотнищем, поместили походную королевскую кухню со всеми ее дразнящими запахами и раздражающими дымами.
Всем этим устройством заведовал майордом дю Ратье, человек из не слишком известного рода, специально выбранный на эту должность Карлом, хорошо помнящим, что и его дед Карл Мартелл, и его отец Пипин когда-то назывались тоже майордомами, пока отец не пожелал стать королем. И стал им. Но род Каролингов все же был одним из самых известных и славных своими делами в королевстве франков. Новый майордом претендовать на возвышение не может, хотя он полон энергии, не глуп и старается вникать во все дела государства, как и положено ему по должности. Однако как раз во все дела король его и не всегда допускал, прислушиваясь к голосу майордома, умеющего дать верный совет и, что важно, вовремя, но не предоставив ему самому право распоряжаться, как предоставил такое право, скажем, своему дяде Бернару. Более того, загружая такими мелочами, как устройство королевского обеда, вместо устройства взаимоотношений с мятежными саксами. И здесь осторожность короля простиралась за пределы сегодняшнего дня. За себя, за свой авторитет он был спокоен, и никакой майордом не в состоянии стать соперником монарха. Но что будут представлять собой в деле его дальние наследники, этого Карл Каролинг предположить не мог. Точно так же, как не мог предположить когда-то и король-воин Хлодвиг Меровинг, вводя должность майордома и доверяя последним немалую власть, что Каролинги станут королями и отправят последнего из Меровингов доживать свои дни в монастыре. Конечно, дю Ратье – это вовсе не Карл Мартелл и не его сын Пипин, однако о будущем династии следует думать уже сегодня. И потому дю Ратье, обдумав какую-то необходимость, за разрешением на ее воплощение обращался или к самому Карлу, или к его дяде Бернару.
Король дожидался обеда в своей палатке.
Вскоре прискакал и Бернар, бросив лакею поводья взмыленной лошади перед самой королевской палаткой. Ни один придворный не позволял себе такого. Но Бернар позволил, потому что сильно торопился. Весть о возвращении графа Оливье застала его на полпути к Хаммабургу, доставленная расторопным слугой, знающим, что именно Бернар с детства воспитывал сына своего погибшего друга. Войдя к королю без доклада, что, впрочем, Бернару прощалось всегда, он застал Карла сидящим в кресле на леопардовой шкуре, а перед ним на низкой скамье, покрытой падуйским ковром, расположились Оливье и его спутник-сарацин Салах ад-Харум. Молодой секретарь и любимчик короля пристроился неподалеку за королевским рабочим столом и что-то записывал, макая перо в чернильницу. Должно быть, хронировал рассказ Оливье. Этого молодого человека полгода назад представил королю другой его любимчик – Алкуин, предсказав, что перед юношей открывается светлое будущее талантливого писателя и хрониста, который оставит потомкам запись текущих великих лет. Карл, полностью доверяя мнению Алкуина, и как известный покровитель всяческих талантов, взял юношу не просто ко двору, где работало немало писцов и клириков, но сразу к себе в секретари, и теперь уже Эйнхард
[73]
, так звали юношу, начал хронологически записывать все события, связанные с жизнью Карла Каролинга.
– Ну вот, дорогой дядюшка, ты легок на помине. Мы только что о тебе добрым словом вспоминали, и я просил графа Оливье не покидать меня из желания скорее с тобой свидеться, потому что ты непременно вот-вот вихрем ворвешься в мои апартаменты. Так и оказалось… Скажи, мой посыльный нашел тебя, наконец?
– Нет, Карл, но он передал мне весть через солдата уже на полдороге к городу. И я, бросив все дела на попечение своих помощников, помчался сюда сломя голову в одиночестве. И вот что странно: уже недалеко от ставки навстречу мне попалась шайка саксов. Я пришпорил коня, чтобы попытаться прорваться, потому что убегать от них был не намерен, когда здесь мой милый друг, – любящий взгляд на Оливье, – и они расступились, пропуская меня, словно приняли за своего…
Бернар обнял Оливье, едва достигая ему макушкой головы до кончика носа.
– Я рад тебя видеть. Только Господь Бог свидетель истинности моей радости. Но я и удивлен! Хоть кто-нибудь все же объяснит мне, неужели я стал так похож на сакса?
Лицо Бернара выражало искреннюю озабоченность. Похожим на дикого сакса он быть откровенно не желал.
– Перемирие, дядюшка… Перемирие! – сказал Карл, вставая.
– Как же я ничего не знал? Разве были какие-то переговоры?
– Вас, дорогой Бернар, – вступил в разговор граф, – очевидно, весть о перемирии застала уже в дороге. А переговоры вел и ведет, наверное, еще сейчас тот высокий сакс…
– Эделинг Кнесслер?
– Я не знаю, как его зовут.
– Он самый, – подтвердил Карл. – Кнесслер… Странная личность, если не сказать больше… Я ничего про него не знаю, кроме того, что он хозяин многих местных земель. Саксы ему подчиняются с большей охотой, чем моему оружию. Я не любитель видеть во всем заговоры, но также и не любитель разгадывать загадки. Они меня настораживают и беспокоят.
