– Вот и нежданная помощь к нам, – радостно посмеиваясь, сказал Реомюр. – Надо признать, что неизвестный рыцарь прибывает вовремя. Добрая, должно быть, у него душа… Душевные люди всегда появляются вовремя!
– Слишком рано, – с непонятной улыбкой посетовал граф. – Он непременно попытается отнять у нас славу победителей. Поэтому нам следует поторопиться.
Однако поспешности в деле рыцарь так и не проявил. Саксы уже приближались, франки нетерпеливо оглядывались на своего предводителя, а граф все не давал команды к атаке. Передние ряды повстанцев, вопреки обыкновению больших и организованных битв, составили наиболее легко вооруженные всадники, которые в стремлении захватить добычу смогли обогнать своих утяжеленных броней сородичей. Дорогу в гору их кони осиливали легче. И сами всадники готовы были уже выскочить из каменного мешка и схватиться с противником в кровавой сече, когда граф опустил копье.
– Монжуа! – издал он боевой клич франков и дал коню шпоры.
– Монжуа! Монжуа!
С таким же точно кличем остальные воины понеслись в стремительную атаку. Свежие лошади и движение сверху вниз сделали свое дело. Граф рассчитал точно и выдержал время до секунды. Едва саксы выскочили из каменного мешка дороги, как франки обрушились на них, скоростью и тяжестью, боевой мощью единовременного удара сметая со своего пути и уничтожая. Первая же атака оказалась настолько сильна, что весь проезд оказался заваленным телами убитых и раненых людей и нескольких лошадей. Над этой кучей повисли человеческие крики, взвизги, стоны, рычание, конское ржание и облако пыли. Таким образом, опоздавшие к началу схватки, не сумев остановиться на полном скаку и не разобравшись, что там впереди произошло, оказались в этой куче, поверженными. И уже трудно стало разбирать – где убитый, а где живой. Но самое главное преимущество, которое франки получили за счет своей мощи, это возможность, не слезая с седла, атаковать противника, который не способен полностью защитить себя, заняв удобную для боя позицию. Колющие удары копий, точные и выборочные, методично прорежали ряды повстанцев. Побоище длилось несколько минут, пока саксы не сообразили отступить хотя бы на несколько шагов, чтобы выровнять передовые ряды и выставить вперед нескольких имеющихся в отряде щитоносцев.
У франков теперь уже не было времени, чтобы развернуться и разогнаться для повторной атаки – повстанцы могли выскочить на открытое пространство, и тогда защитникам холма пришлось бы туго. Дальнейшие события должны были развиваться по непредсказуемому сценарию. Окровавленные копья стали почти бесполезными, когда саксы двинулись по трупам своих же погибших товарищей, заваливших проезд, вперед и скатились вниз, под ноги франкских лошадей. Теперь в ход пошли длинные франкские мечи и притороченные к седлам боевые секиры, способные разрубать конника почти до седла, а пешего просто разделить на две части – самое знаменитое и страшное оружие франков-завоевателей. Оружие же саксов оказалось короче, сами они не были так организованны, как франки, и не умели выдерживать строй, хотя отличались известным всем противникам упорством, граничащим с упрямством, и потому не желали отступать, тем более что хорошо знали о своем большом численном превосходстве. Но превосходство это таяло буквально на глазах. Повстанцам бы самое время опять отступить и перестроиться, потому что через гору трупов франкские кони не могли бы переступить. Но среди нападавших не оказалось способного руководителя. Единственное, до чего их руководитель додумался, – это спешить два десятка воинов и пустить их через камни в обход дороги, чтобы обхватить франков по флангам.
Но граф это предусмотрел еще до начала боя, и пеших воинов встретил удар свежих конных копейщиков, не ввязывающихся ранее в схватку. И этот шаг опять свел на нет преимущество в численности. Тяжелые и короткие, как у викингов, мечи саксов, такие удобные для битвы в лесу, или в городе, или в море на корабле, везде, где нет возможности размахнуться для полновесного удара, проигрывали в битве конников с пешими многократно. Традиционные скрамасаксы и лангсаксы
[5]
в этом положении помогали еще меньше, потому что франки сохраняли строй, не стремились атаковать и смешиваться в общую кучу и не нарывались на острые лезвия, убийственные для коней.
Бой почти остановился – саксы не решались двигаться вперед, на явную смерть, а франки не желали сами покинуть седла и углубиться пешим строем в каменный коридор дороги, где их преимущество сводилось бы к минимуму. Но тут снова раздался звук рыцарского рога – совсем рядом. Увлеченные схваткой повстанцы заметили нового врага поздно и подпустили его к себе непростительно близко. Около сотни франкских копейщиков во главе с рыцарем в развевающемся широком красном плаще атаковали задние ряды смятенных жителей лесов, так и не успевших опробовать силу собственного оружия для нападения. А для защиты, когда нет возможности как следует развернуть коней и набрать скорость для копейной схватки, их оружие годилось мало.
Но в этот момент командир саксов, видимо, сообразил, где находится их возможный, как ему казалось, путь к спасению, – и дал единственную и естественную команду. Все, кто слышал и кто смог, последовали ей. И на малочисленные ряды франков в горловине дороги пошла отчаянная и стремительная атака – повстанцы стремились прорваться. Ярость атаки обуславливалась именно тем, что иного способа выжить у них вроде бы и не было. И это могло бы принести спасение. Однако другая часть или не слышала команды предводителя, или не пожелала ее исполнить. Побросав коней, эти саксы перескакивали через камни по обе стороны дороги и спасались бегством через места, где конники не могли их преследовать.
Граф со своими воинами выдержал первый удар, нанеся противнику значительный урон, но, когда ряды смешались, положение его все же стало трудным. Сам он почти постоянно держал коня поднятым на дыбы, будто в танце, чтобы иметь возможность наносить дальние удары и не сходиться вплотную сразу со многими противниками. Конь был несколько раз ранен, и спасала его только сарацинская кольчужная попона. А граф кричал, смеялся и радовался бою, как ребенок игре. Рядом молчаливым и юрким волчком вертелся среди саксов воин в черной одежде. Его легкий и тонкий, невиданный в здешних местах кривой меч сверкал черной молнией и извивался змеей
[6]
, и черный всадник наносил по три удара тогда, когда франки успевали нанести один. Ожесточенно рубились рядом с графом Реомюр и Журден, стараясь порой собой закрыть рыцаря от ударов сзади. Неистово размахивал боевой секирой Третьен из Реймса, занявший место в первом ряду сбоку так, чтобы случайно не задеть своих товарищей. Но дышал Третьен уже тяжело, и удары стали не такими быстрыми, как в начале боя. Все-таки секира из-за своей тяжести не предусматривает длительного использования.
